Не ангелы - страница 3

Теперь же рядом остаётся только ветер, который печально воет среди голых ветвей, со всей силы врезаясь в разум Яра и отдаваясь там её голосом. Он зажмуривается, отгораживаясь от реальности и отдаваясь во власть измученного разума.

Яр царапает землю, ломая ногти и тихо поскуливая побитой собакой. Ему безумно хочется умереть прямо здесь, избавиться от каждодневных видений и не отпускающей, раздирающей на части, боли в груди…

Он сам себе противен.

Какая-то струна внутри него натягивается до предела, он чувствует это, но не может понять, почему всё же цепляется за неё. Зачем он сам продлевает свои мучения, что изощрённый способ мазохизма? Ведь можно просто позволить наконец разуму отключиться, позволить безумию окончательно вступить в свои права, нужно только…

Чьи-то руки до боли сжимают его плечи, резким движением поднимая его на ноги. Яр качается от неожиданности и снова начинает падать безвольной куклой, но ему не дают этого сделать. Спустя миг он оказывается прижатый к чужой груди и ограждённый от реальности прочным кольцом сильных рук, не дающих вырваться.

Ярик не до конца осознаёт свои действия. Он то пытается высвободиться, то сминает под своими пальцами чужую рубашку, словно пытаясь удержаться от падения в разверстую под ногами бездну. Слёзы бесконтрольно текут по его щекам, сдавленные всхлипы отчаянно давят на горло, не давая вдохнуть. Захлёбываясь в собственной боли, Яр, не выдержав, срывается на крик, наполненный болезненной горечью, столько времени раздиравшей изнутри и столь упорно сдерживаемой.

Когда голос срывается, превращая крик в сиплых всхлипы, Ярик невольно чувствует, что становится легче. Намного. Он словно наконец выплеснул всё то, что накопилось внутри, разъедая кровь ядом. Силы резко покидают его, и он упал бы, не держи его стоящий рядом человек.

Он робко поднимает взгляд, желая и одновременно боясь узнать, кто не дал ему переступить роковую черту и вместе с тем увидел его совершенно жалким, слабым, склонившимся перед судьбой и уставшим с ней бороться.

В потемневшей зелени напротив таится явная настороженность, смешанная с невысказанной болью, совершенно Ярику непонятной.

– Зачем? – хрипло выдыхает Яр, отступая на шаг назад.

– Тебе ещё рано ломаться, – едва слышно отзывается юноша, отпуская его, но пристальным взглядом словно продолжая держать.

– С чего ты за меня решил? А если я хотел этого?! – он и сам не замечает, как осипший голос взлетает на несколько октав.

– Этого? – горько усмехнувшись, уточняет тот, дёрнув головой в сторону.

Ярик следует за его взглядом и не сдерживает тихого вскрика, увидев человеческую тень на том месте, где он чуть ранее раздирал ногтями землю. От тени ощутимо веет потусторонним холодом, который вынуждает съёжиться в тщетной попытке спрятаться.

От страха подгибаются колени, и Яр снова оказывается на земле, но теперь он больше всего на свете мечтает как можно скорее исчезнуть, убежать. Тень кажется настолько реальной, что сомнений в её присутствии здесь не остаётся.

Истерика подкрадывается слишком быстро, накрывая, оглушая. В ней исчезнуть очень просто – только в руки холода отдаться. Но снова иная рука плечо сильно и даже жёстко сжимает, рывком одним на ноги поднимая и оттаскивая в сторону.

Яр брыкаться пытается, но повисает вскоре безвольной куклой, подчинившись. Силы его покидают резко, а в душе и мыслях появляются опустошение и безразличие. Ярику может и стало бы жутко от контраста собственных чувств, если бы он их осознавал.