Ох… Ладка, держись. Просто держись, дурочка…
– Да… Я понимаю вашу враждебность… Но, Лада Леонидовна… Вы же должны меня понять… Вы – невероятно привлекательная женщина… Я не смог устоять…
Он говорит это все, голос течет сладко-сладко… А сам продвигается ко мне!
Незаметно, по чуть-чуть, но как-то настолько шустро, что я успеваю моргнуть пару раз – и вот они!
Войска противника под твоими стенами!
Обманный маневр! Окружение!
И от близости голову дурманит, кружит, кровь в ушах бьется, уговаривая сдаться на милость завоевателя! Сладкое, такое сладкое поражение…
Искушение…
Чертов соблазнитель! Ничего не делает! Просто стоит, даже не касается! А я уже… Готова.
Еще чуть-чуть – и ключи от города вынесу, честное слово!
– Вы , должно быть, привыкли к тому, что вами восхищаются, Лллаадааа Ллеонидовнааа, – он упирает руку прямо возле моего лица, дополнительно бомбардируя невероятно чувственной хрипотцой в голосе, и одновременно окружая по всем правилам боевого искусства…
Еще немного… И все. Войска войдут в полностью порабощенный город…
Ко всеобщему удовольствию всех сторон.
Временному удовольствию.
Потому что потом, когда из поверженного города будут выкачаны все ресурсы, завоеватель пойдет дальше. У него позади руины таких же доверчивых городов.
А впереди – множество, требующих его внимания.
Он пойдет, полностью удовлетворенный.
А город останется. Разрушенный и раздавленный. И опять будет себя собирать по камешку.
А городу, вообще-то, нельзя!
У города есть маленький , но очень гордый городок, который полностью от него зависит! И нельзя руины, нельзя!
– Говорили.
Оборвать получается резко. Я собой довольна. А еще больше довольна тем, что сумела как-то вывернуться и ускользнуть от уже склонившегося, практически прижавшего меня к стене, завоевателя.
Он настолько не ожидает маневра, что целую секунду не оборачивается, тупо пялясь в стену, где только что было мое лицо.
Я за эту секунду успеваю провести перегруппировку своих войск.
Выпрямляюсь, плотнее запахиваю халат.
Смотрю серьезно и злобно, сощурив глаза.
Злость дает силы. Злость, ярость, ненависть даже. И ревность.
Потому что ухватки эти записного ловеласа, эта хрипотца, этот взгляд… Все это настолько не похоже на него, моего ангела-хранителя, настолько дико, что мне кажется, будто в тело любимого человека подселили пришельца. Нечто чужеродное.
Ужасное.
И эта нечисть причудливо переплелась с моим пожарным, обвила его щупальцами... И сделала еще сильнее, еще привлекательнее. Еще безжалостней.
Чужим сделала.
