(Не) болит внутри - страница 7

2023 год.

Этому тексту уже около года, и сейчас я перечитываю его, а мои глаза наполняются слезами. Меньше месяца назад мы расстались. Это было неожиданно и больно. Я ни в коем случае не отказываюсь от своих вышесказанных слов. Лишь поражаюсь тому, насколько я честна в этом тексте. Любовь есть, отношения на расстоянии возможны, никто не имеет права решать за вас, что и как вам делать.

4,5 года мы были вместе. Наши отношения начались, когда мне исполнилось 16. Жаль, что пожить вместе нам так и не удалось.

Сейчас мне 20 с небольшим, я продолжаю строить планы и развиваться, но уже одна. Я ни о чем не жалею, просто так было нужно. Пока не могу отпустить, но обязательно это сделаю.

Арина Малютина

Воздух свежий, звенящий пока еще тишиной. Лазурь одолела розовый рассвет, птицы отпели утренние романсы. Сладкое безвременье стало вполне себе конкретным утром. Сониным предпоследним утром.

Она глубоко вдыхает, медленно выдыхает и возвращается в корпус. В конце смены всегда так: то ли хочется, чтобы закончилось уже все это поскорее, то ли чтобы замедлилось хоть на пару дней.

Этаж, пахнущий десятилетками и душной постирочной, спит. Соня же не спала всю ночь – незавидная участь ночной дежурной, еще и напарники подкинули работы. Доделать, переделать, оп, это мы вообще не начинали… Так и выходит, что десять часов в окружении сопящих детей пролетают с той же стремительной беспощадностью, что и последняя смена лагерного лета.

Соня останавливается возле комнаты в центре коридора, снимает блокировку телефона. Семь двадцать шесть. Можно было бы еще пять минут, конечно, но чем раньше начнешь будить, тем раньше пойдешь спать.

– Дети, вста-аем! Доброе утро!

Первый оклик всегда ни о чем. За ночь одеяло и подушка становятся дороже любимых вожатых и оладий с вареньем на завтрак, так что за первым окликом идет второй. За вторым – третий, потом все эти стуки в двери, мальчики, вставайте уже, эй, я вижу, что ты спишь, давай, утро, снова утро, пора делать дела…

– Финишная прямая! – Лера радуется с порога лестничной площадки, Соня в ответ неопределенно поджимает губы. – Один день, а завтра уже домой, в ванну, есть эклеры…

Поразительно, насколько примитивными становятся желания после месяца жизни в лесу. Ванна, своя комната, поход в супермаркет, кофейня на углу дома, и чтобы никаких «сдайте план мероприятия» и «где рефлексия дня».

– Видела Аню?

– Она проснулась, когда я уходила. Миша, поднимайся, иначе вернусь со стаканом воды! – Лера ровно на полшага показалась из комнаты мальчиков и сказала: – Ты можешь идти уже, я разбужу ее детей.

– Супер, спасибо!

Дети просыпаются – и твой дозор окончен, ночная вожатая. Уползай восвояси, пытайся заснуть. А ближе к вечеру поднимайся и делай свое важное дело – последнее в детском лагере и тающем на глазах лете.

Соня выходит из корпуса, поправляет лямку рюкзака на плече и спешит за столовую, чтобы ни с кем не столкнуться. Затем сворачивает на лесную тропинку, проходит костровые места и выходит к промзоне. Там слышен шум бензопилы и пахнет самодельным зоопарком и сыростью широкого ручья. Соня останавливается посреди голубого мостика и пытается выровнять дыхание.

«Это вожатский мостик, – говорит голос в ее голове так четко, будто не прошло с того момента трех лет. – Детям тут ходить нельзя».

Соня стоит на подгнивающих облупившихся досках и думает, как же так сложилось, что человечество изобрело ядерное оружие, но не таблетку от воспоминаний. Человек может уничтожить весь мир, нажав на одну кнопку. А то, что из года в год разрушает его изнутри, – нет.