– Ты не лезешь за словом в карман, у тебя острый язычок, ты точно знаешь, чего хочешь, да и особенной стеснительности или зажатости я за тобой не наблюдаю. Сначала ты немного смутилась, конечно, зато потом...
– Я была девственницей, но не монашкой, – коротко отвечает девушка, глубоко затягиваясь и чертовски сексуально выпуская изо рта маленькие колечки дыма, отчего мой член начинает подниматься опять. – А мой новый парень – известный в универе бабник, скажи я ему, что не трахалась с мужчинами, он бы послал меня к чертовой матери.
– И зачем тебе такой парень? – я поджимаю губы.
– А тебя это должно волновать? – она как-то неловко опускает глаза, словно это болезненная для нее тема. Но я и не намерен допытываться.
– Скажем так, – хмыкаю я. – Меня волнует только одно: ты будешь в безопасности с этим парнем?
– Вполне, – она кивает. – Спасибо за беспокойство.
– Да не за что, – я пожимаю плечами и, затянувшись в последний раз, быстро тушу окурок в пепельнице.
Ее соблазнительное обнаженное тело манит меня, так что я приподнимаюсь на локтях, рассматривая блестящую от пота белую кожу, красивые по форме ключицы, большую даже в таком положении грудь с розовыми сосками, плоский живот, округлые бедра и мягкую поросль на лобке... Не удержавшись, я сползаю вниз, заставляя ее раздвинуть ноги, и наклоняюсь между покатых женских бедер. Яснорада пахнет сексом, оргазмом и безумием, смазкой, потом и кровью. Это будоражит, заводит, оглушает... Я тянусь ближе, чтобы слизать этот запах, почувствовать его вкус. На языке остаются слизь и соль.
Девушка смотрит на меня, широко распахнув глаза и приподнявшись на локтях, но не сопротивляется. По ее коже ползут мурашки. Может, она и хотела бы нежности, только не знает, заслуживает ли этого? В любом случае, вряд ли она захочет, чтобы я начал спрашивать и копаться в ее проблмах и психологических травмах... ну или что там у нее? Так просто, знаете ли, в наш клуб лишаться девственности не приходят, тем более если есть парень. Должна быть причина, и довольно веская. Но это, конечно, совсем не мое дело. Если она не хочет делиться – пусть это останется для меня тайной. Я привык не лезть в душу, если туда не приглашают, и в ответ всегда требую того же самого. Физическая близость – еще не повод для сближения эмоционального. Я уважаю чужие и свои личные границы.
– Теперь переворачивайся на живот, Каштанка, – говорю я ей.
– Так быстро? – удивляется девушка.
– Это ведь ты хочешь поскорее закончить и убраться домой, – я развожу руками. Яснорада фыркает:
– Ну да, – и послушно переворачивается, скидывая в пепельницу окурок своей сигареты и подставляя мне свою упругую задницу, в которую я тут же зарываюсь носом, а потом шлепаю, глажу, сминаю пальцами, растягивая ягодицы в разные стороны. Тугое колечко между ними сжимается, едва я касаюсь его.
– Тебе придется расслабиться, – говорю я. – Иначе будет больно... по-настоящему больно, Яснорада.
– Плевать, – девушка отмахивается.
– Ты что, латентная мазохистка? – хмыкаю я. – Может, тебя еще и насухую протаранить?
– Ты же садист, тебе лучше знать...
Я закатываю глаза и встаю с постели. Яснорада тут же нервно подрывается за мной:
– Куда это ты?! – но я быстро ее успокаиваю:
– За хорошим лубрикантом, чтобы твоя попка осталась довольна.
– Какой ты добрый! – фыркает девушка, но лежит теперь смирно.
Я возвращаюсь к ней с тюбиком смазки и, положив его пока у себя в ногах, снова осторожно растягиваю ее задницу, чтобы склониться между девичьих ягодиц и согреть дыханием непослушный сфинктер.
