Не буди девочку! До утра… - страница 12



…Девушка очнулась от забытья. «Где она?» …За окном разливается бледная муть. Как камень «опал» на кольце Эллы. Когда же наступит нормальное чередование света и темноты? Полуночница распахивает окно, рискуя быть покусанной комарами. Земля внизу – близко. И она перемахивает через подоконник.

« Посмотри страху в лицо!» Ноги сами несут в тайгу! Могила находится быстро. Точно вырастает из-под земли.

Аля вглядывается в пожелтевший портрет, но не может сфокусировать взгляд. Покойница ускользает. Вдобавок слепит поднявшееся над горизонтом солнце. Чтобы избавиться от рези в глазах, она опускает голову. Но огненный диск продолжает буравить веки.

– Мама!– раздаётся зов всех страдающих детей Земли.– Мама!

В перламутровом мареве – женская фигура. В волосах-рассветные лучи.

– Девочка моя!– ( « Мамин голос!»)– Когда ты болела, то просила меня не выключать лампу.

– Я боялась темноты.

– Но на другой день ты пробуждалась без страха. Наступало светлое утро.

– Где ты, мамочка?

Вопрос остаётся без ответа. А в висках стучит: «Не буди девочку! До светлого утра!»

Часть 2. Красный маррокен

ЛАВ-СТОРИ ПО-ТАРАКАНОВСКИ

Как-то вечером, когда дождь заштриховал окна, раздался стук по воротам. Одно сердечко так и рванулось ему навстречу. Но вместо ставшей родной футболки ( “ Never complain and never explain!”) нарисовалась клетчатая шаль.

– Мир – вам. А я к вам!

– С миром и принимаем. Как поживаете, Анфиса Павловна?

– Да слава Богу: живём – хлеб жуём. А я гляжу – московка ваша всё здесь. – И огладив Алю жалостливым взглядом, присовокупила: -Худа-то ! Бёдрышки – что ручки от тазика…

Под привычный бабушкин речитатив «московку» заклонило в сон.

– Садитесь с нами чай пить!

– Дело благое. С чаю горя не бывает. А я с утрення селёдочкой осолонилась.

– Как здоровье ваше, Анфиса Павловна?

– Давно уж пень, да не хочется в тень.

Старица, держа блюдце на растопыренных пальцах, принялась вкушать излюбленный северянами напиток.

– А мы тайну разгадываем,– встрял Васёк,-про девочку. Ну ту, что будить не надо.

– Вижу-вижу, как вы Таракановку шагами меряете.Да только зряшное дело. Битого, пролитого да прожитого не вернуть…

– А если постараться?– стряхнула оцепенение Аля.

– Следочки те уж остыли…

– Какие?

– Тех человеков, кто видел да слышал.

Здесь московская гостья снова едва не унеслась на крыльях Морфея. Но любопытство пересилило:

– Но ниточка всегда остаётся. Нужно только потянуть!

– Да и тянуть-то не всяк охоч,– не сдавалась бабушка.-Только я вам, лапушки, вот что скажу. В бывалошно время я и вовсе к оконцу не подходила. Занято было местечко.

– Ох, скрытничаете, Анфиса Павловна! -Но бабушке от провокативного тона молодой хозяйки ни тепло, ни холодно. Она бесстрастно плетёт словесное кружево. И оно – похлеще снотворного:– Хозяин мой обезножил…

– А что это значит?– Аля задала вопрос, чтобы дать работу обмякшему языку.

– Аль не русская?– бабушка воззрилась на «московку», квашнёй растёкшуюся на стуле.-Обезножил –это когда ноги не ходют. – Анфиса Павловна переводит взгляд в «никуда» и продолжает: -Любил, сердечный, в окно глядеть. И много чего видал.

– Например?– пошевелилась осоловевшая Аля.

– Как-то заикнулся о Гришке Кудреватом.

– Маринкина родня,– счёл необходимым пояснить Васёк.

Про него на деревне говорили : «Родился – мал, вырос – пьян, помер – стар, а свету не видал».

На этот раз Алька уходит в аут окончательно. А Светлана-Соломия силится направить беседу в определённое русло:– А чем он привлёк внимание вашего мужа?