Не чужая смута - страница 22

То есть, грубо говоря, Лунин писал, что это была революция шляхты, или, как сегодня бы сказали: олигархата, финансовой аристократии.

Идеи, кстати, во время восстания поляки всё-таки выдвигали: например, вернуть Польше Киев.

…В этой старой истории прекрасно всё.

Для начала: поддержка позиции государства декабристами. Тут ассоциация лежит на поверхности: нацболы, у которых более двухсот человек отсидело в тюрьмах и как минимум шесть человек были убиты, – даже по количеству жертв сопоставимы с декабристами. Прогрессивная публика никак не может понять, как же нацболы могут нынче, в связи с украинскими событиями, поддерживать государство. Двести лет прошло, а публика всё не может.

Потом, каков список тех, кто разделял «позорную» пушкинскую позицию! О, это позорные деятели. Улицкая, Рубинштейн и Юрий Шевчук повели бы себя иначе, не столь позорно. Мелковаты тогда были культурные деятели.

Наконец, я недавно читал интервью украинского русскоязычного писателя, моего когда-то приятеля – Андрея Куркова, про то, как ему стыдно за Россию (на место Куркова можно поставить, к примеру, писателя Жадана или писателя Нестеренко). И тут же волей-неволей вспомнил, как Пушкин, уже в 1834 году, писал про своего друга польского поэта Адама Мицкевича: «Наш мирный гость нам стал врагом – и ядом / Стихи свои, в угоду черни буйной, / Он наполняет. Издали до нас / Доходит голос злобного поэта, / Знакомый голос!.. Боже! Освяти / В нём сердце правдою твоей и миром».

У Пушкина вообще много «позорных стихов». Россия, между прочим, оккупировала Польшу – а этот стихослагатель ещё учит своего польского товарища «миру» и «правде», видано ли.

Что в наше время сказали бы Пушкину? Что он одурачен пропагандой. Что «поверьте, всё намного сложнее». Что «из России ему не видно ситуации».

Вам всё видно зато.

Но, конечно же, далеко не все разделяли позицию Пушкина.

Отдельные представители просвещённой среды того времени элементарно перестали здороваться – например, внучка фельдмаршала Кутузова Долли Фикельмон.

То есть Пушкин, Боратынский, Лермонтов, декабристы – будучи согласными с действиями государства – в глазах «света» сразу низко падали.

Поэт Вяземский, между прочим, друг Пушкина, был просто взбешён из-за этих стихов, братья Тургеневы осуждали «варварство» поэта; да многие, многие.

Публицист Николай Мельгунов написал о Пушкине, что «…так огадился как человек, что я потерял к нему уважение даже как к поэту, ибо одно с другим неразлучно».

Ты угадал себя, своё брезгливое выражение лица, мой милейший современник? Ну же, смотри, неужели не угадал?

Долли, душенька, ты совсем не изменилась. И вы, старик Мельгунов, ещё полны сил.

Ах, господа. Ах.

И, конечно же, нельзя не вспомнить ещё одного ватника, Дениса Давыдова, в своей гусарской форме – он был вылитый колорад. У него имеется стихотворение «Современная песня», написанное в далёком 1836 году. Но действительно – современное до смешного.

«Был век бурный, дивный век, / Громкий, величавый; / Был огромный человек, / Расточитель славы: / То был век богатырей! / Но смешались шашки, / И полезли из щелей / Мошки да букашки».

Каково, товарищи?

«Всякий маменькин сынок, / Всякий обирала, / Модных бредней дурачок, / Корчит либерала».

С чего бы ему так корчиться? Давыдов тоже не понимает.

«Что ж? – Быть может, наш герой / Утомил свой гений / И заботой боевой, / И огнем сражений?.. / Нет, он в битвах не бывал – / Шаркал по гостиным / И по плацу выступал / Шагом журавлиным. / Что ж? – Быть может, он богат / Счастьем семьянина, / Заменя блистанье лат / Тогой гражданина?.. / Нет; нахально подбочась, / Он по дачам рыщет / И в театрах, развалясь, / Всё шипит да свищет».