А может быть, он уже умер и это его персональный ад или рай? От этой мысли Вадим весь похолодел и ущипнул себя за руку. Нет, всё было нормально, и кожа отозвалась тупой болью. Гм, если он умер, то почему ощущает боль? А может, он в тумане нанюхался чего-то, и его накрыло наркотическим бредом. Почему нет? Может, из Калуги облако химии приплыло с гадостью какой, да накрыло его.
Или местные наркоманы рассыпали китайскую соль, она попала в костёр, раскурилась сама и поползла дурманом в лес. Версии нагромождались в его уставшем мозгу, как ледовые торосы в Арктике, чем дальше, тем фантастичнее.
Он оглянулся вокруг. Нет, всё казалось реальным, и в то же время необычным. Убогие домишки, рассыпанные по обеим сторонам просёлочной дороги, отсутствие любых признаков цивилизации. Люди, мало похожие на людей, а скорее, на сказочных персонажей.
Ни одной машины, или хотя бы железа какого-то в округе также не наблюдалось. Вадим поднял голову вверх, может самолёт пролетит или квадрокоптер. Но небо отдавало глубокой синевой и постепенно темнело. Никаких инверсионных воздушных следов на нём не виднелось. Вадим перевёл взгляд вниз.
Крыши убогих одноэтажных домишек были застелены либо старой, давно перепревшей соломой, либо кусками коры. «Дранкой», – всплыло у него в мозгу. Ничего похожего на листы жести, шифера или черепицы и в помине не было видно. И это уже становилось очень странно. Но внутренне Вадиму по-прежнему верить в то, что случилось, категорически не хотелось! Правда, местным это не нужно знать.
– Дайте еду, эээ брашно.
– А, так ты сначала нам расскажи, кто ты, а потом берсень дадим. Большего и не получишь, – сказала бабка, загадочно поблёскивая глазами. Была она похожа на миниатюру бабы-яги, но не по канону. Слишком она беззубая, да и нос совсем небольшой, ну, а седые патлы и древний вид, это, да, было.
– Зовут меня Вадим Белозёрцев.
– О, как! Я же говорю, холоп, да не от простых бояр.
– Не, какой же он холоп? Имя странное, и фамилия есть, а не прозвище. Это литвин, да из поместных людей. Дурачком прикидывается. Ну, да ничего, расскажет. Староста из Козельска приедет к вечору, пусть он и решает. Да, Марья, твой же он сын, что скажешь?
– Так закрыть его в сарай и пусть ждёт.
– Я исти хочу! – прервал я их торг.
– Ладно, берсеня принесу тебе (крыжовника), – ответила старуха и ушла.
Один из мужиков ткнул в Вадима деревянными вилами и указал направление пути, загнав в дощатый, пустой сейчас сарай. Судя по обилию навоза, здесь жили овцы и козы. Этот запах вышибал слёзы из глаз, но Вадим терпел, голод и жажда жизни оказались сильнее.
Сопротивляться заключению он не стал, надеясь заглушить чувство голода подачкой крестьян. Вскоре явилась бабка и принесла в берёзовом рваном туеске несколько жменей крыжовника. Вадим, еле сдерживаясь, подхватил туесок и мгновенно опустошил его. Кисло-сладкие ягоды лопались соком у него во рту, набивая оскомину, и проваливались внутрь желудка, немного усмиряя в нём пожар голода.
Желудок, мучивший хозяина голодными позывами, поглотил весь крыжовник и отозвался на это резкой болью. Всё, теперь понос обеспечен. Вадим горько усмехнулся про себя. Но другой еды не было, и он сомневался, что сможет её скоро найти. А бабка всё не уходила.
– А ты и вправду поместный чоловик, вона весь холёный! – рассуждала она. – Руки-то у тебя белые, что у девицы на выданье. И ноги лаптей, та босоногости не ведали, и рожа твоя больно хитрая, а на басурманина не похож, хоть и морда холёная. Ладно, стало быть, сын мой прискачет, он разберётся. Может, пристроит к работе, а может и прочь погонит, много сейчас вас таких по дорогам шастает. Кто ты, нам неведомо, и не похож ты ни на кого, значится, нам знакомого, – вынесла свой вердикт бабка.
