— Приветствую, Аньис, — спокойно произнес мужчина напротив. — Меня зовут Рональд.
— Здравствуйте, господин Рональд, — с легким поклоном растерянно ответила она.
Какое странное у него имя, подумалось ей, чужеземное. Она не встречала никого, кого бы так звали. Мужчина слегка улыбнулся краем рта.
— Скажи, Аньис, какая у тебя фамилия? — спросил он с такой же полуулыбкой. Голос у него был глубокий, властный, но с едва ощутимыми бархатными нотками, которые словно гладили ее. «Он не хочет пугать меня», — вдруг поняла Аньис.
Еще в детстве она заметила, что многие взрослые (да и некоторые дети) пытаются казаться более суровыми и строгими, чем они есть. От господина Рональда исходило противоположное ощущение. Ей подумалось, что ему беспрекословно подчиняются и мужчины, и женщины, стоит только им оказаться рядом. Ему не нужно утверждать свою власть — достаточно спокойно сказать что-то и… Аньис не сомневалась, что все будет именно так, как он скажет. А с ней он, напротив, старается быть мягче, не пугать.
— Вербайя, господин, — ответила она. И неожиданно для себя самой добавила: — Но у рабов нет фамилии…
И опустила голову еще ниже.
— Твоя фамилия никуда не делась, — улыбнулся ей господин Рональд. — Скажи, Аньис, чем занимается твоя семья? Как и почему ты оказалась у Ансьера?
— Мой отец — гончар, господин… — робко начала Аньис, и вдруг обнаружила, что почти не волнуется. Рассказывать ему оказалось совершенно не страшно, даже легко. К тому же, пока они говорят, он вряд ли будет делать с ней то, что мужчины делают со своими наложницами. Впрочем, если бы он ее коснулся, наверное, это было бы приятно, вдруг пронеслось у нее. И ей маленькой частичкой души очень захотелось, чтобы, выслушав рассказ, он обнял ее… Положить голову на его сильную грудь и заплакать…
— …Когда закончился выкуп, который дал муж моей старшей сестры, дела опять пошли плохо… А потом меня увидел на улице господин Ансьер, и … Он дал за меня восемь тысяч куарино, это очень много…
Она случайно слегка подняла голову, дойдя до самого тяжелого момента, и уткнулась взглядом в обтянутую плотной тканью рубашки грудь. Господин Рональд поднял руку останавливающим жестом и кивнул ей: мол, дальше понятно. В черных глазах, неотрывно смотрящих на нее, появилась задумчивость. Он скрестил руки на груди.
— Скажи, Аньис, твой отец не получал пенсию, положенную инвалидам войны?
— Нет, господин. Пенсию дают тем, кто стал инвалидом во время военных действий. А моему отцу оторвало руку в лагере, в перерыве между битвами, когда маги короля испытывали новую магическую пушку… Он случайно оказался рядом.
Господин Рональд повернулся боком и бросил на нее задумчивый взгляд. С полминуты он молчал, разглядывая ее краем глаза. Аньис снова опустила глаза, стесняясь. В его взгляде не было ни похоти, читавшейся в глазах Ансьера, ни открытого тепла, как у Арбака. Было только спокойное задумчивое внимание. «Наверное, он решает, что со мной делать», — подумалось Аньис, и сердце снова громко забилось от волнения.
— Что ж, Аньис… — задумчиво произнес он, — отменять рабство целиком или менять ваши традиции не входит в мои задачи. Возможно, потом… Сейчас это не целесообразно. Но я хотел бы дать тебе свободу. Скажи, могу ли я вернуть тебя твоей семье?
На секунду в душе Аньис загорелась надежда. И тут же погасла. Какая-то ее часть очень хотела сказать «да». Но она не могла…
