Если честно, журналист из Маринки никакой, зато секретарь – незаменимый. С ее аккуратностью, способностью печатать любой текст в рекордно короткие сроки, безошибочно угадывать, кто перед тобой: налоговый инспектор или клиент, плюс преданность нашей газете и, главное, – превосходное знание нескольких иностранных языков. Но ей этого мало, она ужасно обижается, если мы не принимаем всерьез ее версии.
Поэтому мы всегда внимательно выслушиваем ее замечания.
– Хорошо, пусть Вассерман стал случайной жертвой. Тогда как нам выяснить, на кого был направлен удар?
– Пройтись по коллекционерам, – снова встряла Марина. – Спросить, кто в последнее время давал Анатолию Аркадьевичу что-нибудь на реставрацию.
Легко сказать, труднее сделать. Я достала большую тетрадь, прихваченную из мастерской реставратора. Своеобразный гроссбух. Сюда Анатолий Аркадьевич записывал кое-кого из своих клиентов, время получения вещи, сроки для памяти. Может, эта тетрадочка нам поможет?
Все записи велись аккуратно, выписаны красивым каллиграфическим почерком, буковка к буковке, без помарочек. Вот последний месяц, заказов было не так много, всего пять. Некто Козинцев Валентин Казимирович – луковка «Буре», затем мадам Штыцко Галина Васильевна – икона, предположительно начало XVIII века, потом следовала Журавлева Елена Анатольевна – часы с боем и двигающимися фигурками XVII века, потом два раза была написана одна и та же фамилия – Шакаленко Артем Тарасович – яйца лже-Фаберже… Вот, собственно, и все. Адресов, естественно, не было, оставалось надеяться, что Муза Иосифовна хоть кого-нибудь из них знает.
Хотя нужных фамилий может и не оказаться в этой тетради.
Мы же не знаем, что мог реставрировать Вассерман. Анатолий Аркадьевич за долгие годы работы в музее брался практически за все, хотя его основной специальностью была реставрация картин. Он обожал старинные часы, разбирался в холодном оружии, собирал коллекцию старинных монет и орденов…
Список получался ого-го какой. Конечно, за свои услуги реставратор брал довольно дорого, значит, к нему могли обратиться за помощью только крупные коллекционеры. Это сразу сокращало список человек до пятидесяти, наверное.
Кое-какое представление о мире коллекционеров Тарасова я имела, приходилось сталкиваться, да и Вассерман меня в свои дела посвящал. Народ скрытный, серьезный, к ним так просто не подберешься. Но с чего-то надо начинать. Все равно никаких других версий у нас не было, и я отправила Кряжимского к Музе Иосифовне:
– Ваша идея, Сергей Иванович, вам и карты, вернее, тетрадь в руки.
– Между прочим, это и моя идея тоже, – обиженно произнесла Марина.
– Мариночка, я же не могу совсем оголить редакцию, кто-нибудь должен держать руку на пульсе… Вдруг что-то важное, а с этим можешь справиться только ты. Вдруг твой Саша позвонит… – применила я совсем недозволенный прием, видя, что мои слова Широкову не убедили. – Как там, кстати, твоя семейная жизнь? – поинтересовалась я, чтобы не дать Маринке опомниться.
– Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. Цветы дарит, готовит так, что пальчики оближешь, не зануда, на руках меня носит… Со всеми нашими старушками перезнакомился, обаял вконец.
Они его вареньем закормили, взяли над ним шефство. Представляешь, они ему даже замечаний не делают за то, что свет в коридоре выключать забывает. Я вечером прихожу, они на кухне чай пьют, его своими историями из жизни грузят, а он, – Марина прыснула, – сидит и внимательно все слушает. Представляешь? Старушки даже сериалы смотреть перестали по вечерам, перенесли просмотр на утро, только бы вечернее чаепитие не пропустить. Умора!
