– А ты не будешь чай пить?
– Спасибо, я пью его целый день. Больше не лезет.
– Ну а вообще, как дела? Есть еще новости?
– Есть. Вам, с какой начать с хорошей или плохой.
– С хорошей.
– Странно, обычно просят с плохой.
– Это неправильно. Плохая новость может омрачить радость от хорошей. Начинай.
– Правительство собирается увеличить пошлины на импорт. А это означает потенциальный спрос на отечественное сырье. То есть на наш ассортимент.
– Не факт. Более того, это ничего не изменит. В отделах закупок или как раньше говорили – в отделах снабжения сидят наши русские люди. И они очень хорошо понимают, что откат с дорогого импортного сырья больше, чем откат с дешевого отечественного.
– Ну, это же ужасно, – Елена расстроилась не на шутку. Казалось, вот, вот заплачет. – Неужели все так плохо. Я просидела в лаборатории двадцать лет и только сейчас соприкоснулась с этим. Значит, хорошей новости не получилось.
– Ничего, ты же старалась, – попробовал утешить ее Нилов.
– Да, – жалобно улыбнулась Елена, она обладала редкими для нынешнего времени качествами, вернее до сих пор умудрилась сохранить их – искренностью и наивностью. – Еще я обзвонила десять предприятий и послала им коммерческое предложение.
– Отлично, тебе просто цены нет.
– Ты издеваешься?
– Нет, я говорю правду. Переходи к плохой.
– Нам подняли арендную плату. Вот письмо.
Нилов пробежал глазами по бумаге. Новый собственник поднимал аренду с завидной регулярностью. Эти люди не имели человеческих качеств. Это была новая формация людей – менеджеров. Ходили устойчивые слухи, что завод они планируют распродать по частям. При этом они сдавали производственные площади в аренду, совершенно не думая об арендаторах, которые, рассчитывая на определенный срок вкладывали в производство немалые деньги. Потом эти площади продавались отягощенные арендой, на произвол новых собственников. Либо с ними досрочно расторгались договора, в которых эти жесткие условия были прописаны.
– Ты расстроен? – спросила Елена.
– Как тебе сказать. Я расстроен, но у меня это уже вошло в привычку. Надо будет повышать цену на нашу продукцию, а делать этого не хочется. Мы уже подошли к импорту по цене.
– Мне очень жаль, – сказала Елена. – А мы сегодня, до которого часу работаем?
– Иди домой, – сказал Нилов.
– Правда? Спасибо. Но, если надо, я могу посидеть еще.
– Не надо. И Саше позвони, отпусти. Я сам выпишу товар, если что.
– Спасибо, до свидания.
– До свидания.
Елена надела легкое пальто, нелепую черную шерстяную шляпку и, улыбнувшись на прощанье, ушла. Нилов остался один. Мысли его вернулись к событиям первой половины дня. К маклеру, к генеральскому дому, а затем вовсе унеслись вглубь времени.
* * *
В противоположность имени Хельгу отличал тот тип красоты, что характерен для юга России, где избыток солнца и приток новой крови, а возможно, и тайны генеалогии, делал русских женщин похожих на турчанок. Она была сероглазой брюнеткой с тяжелой черной косой. Любила повторять, что в ее жилах течет казацкая, а может и турецкая кровь. Но современных казаков не жаловала. Считала их ряженными. Отец, пресловутый генерал, назвал ее Хельгой в память о Германии, где он служил после войны комендантом, так как она родилась там через два года после капитуляции. Затем вернулся в Москву, привезя в качестве трофея автомобиль «Хорхь» и столовый буфет красного дерева. Хельгу к Нилову привел Авдеев, однокурсник. Он прошел через милицейский пост и разыскал его в малярном цеху, где Нилов выслушивал претензии клиента к покраске автомобиля.
