Инанна усмехнулась. Заговорила:
– Jungfrau, о, как невинно, свежо и поэтично взялась ты за партию своей защиты.
Затем подошла к Анне, взяла её за подбородок, развернула лицо к себе и, заглянув в сверкающие глазки, зло констатировала:
– Всего лишь моль? Да как изобретательно ты её губила. Ни единого повтора! Ну, и если моль, то и совести мук ноль! И как я поняла, курфюрст – фитиль, ты – воск. А я, вот, скульптор. Сначала разомну тебя в своих руках, затем, надеюсь, вылеплю что надо. Но пока продолжим разговор.
Инанна резким движением отшвырнула от себя милое личико Анны. Заговорила:
– Скажи, сколь свеч зажгла? С сынком курфюрста, с Георгом, ты пылала посильнее, чем с князем? Спала с двумя, и оба были так довольны. Скажи, папаша, правда, вовсе был не в курсе? Иль он тебя и под сына подложил? А наследный принц, лаская нежно ножки шлюхи, забыл о том, как мать страдала? Она-то, всё знала, но молчала.
Инанна нависла над белокурой бестией и продолжила:
– А вот когда его папаша официально провозгласил тебя своей? При живой-то мамочке! Сынок вскипел, не подавая виду. Ведь мать отец вознаградил позором на публике дешёвой. И сын стал ждать отца кончины, чтоб выместить всё зло за осмеяние сей царственной семейки. Расправа над тобой смыслом жизни стала для него.
– Она сама неверна была курфюрсту. Свернула спину в своём охотничьем домишке, гуляя там с придворными мужами! – пискнула Анна.
– Не так. Упала со скалы. Ты распустила слух об её неверности. Прилично заплатила, чтобы он разнёсся по дворцу. Уж мне-то и не знать! – с презрением в голосе возразила Инанна. – А мать толкнул бандит, тобою нанятый. Его ведь не нашли? Курфюрст не пожелал скандала: половица в домишке надломилась.
– Да не нанимала! Да, а с юнцом я продолжала спать! Ведь он – скотина. Мстила, развращая.
– И что сынок испытывал во время близости с тобой, о чём он думал? Его все мысли у меня! О них не буду – это скверно! Одно лишь верно – он тебя желал! Желал и ненавидел. Сознание его от этого разрывалось на куски. А после смерти папеньки, не в состоянии порвать с тобой и учинить расправу лично, тайно отдал тебя под суд. Прошептал советнику: «Пусть я останусь в стороне». По решению суда тебя всего лишь надлежало выселить с его земель. Реально же прислужники, воссевшего на трон наследника, тайно заточили тебя навеки в замке. О келье даже сам вновь испечённый князь не знал. Тем самым, двор в мщении обрубил концы!
– Такого от него и их я не ждала, бросила Анна, тут же надув щёчки, сомкнув губки.
Чуть помолчав, Анна продолжила:
– Там, в Шпандау, умирая долгие два года, я сошла с ума и хохотала. Представляла, как он стонет ежедневно от безутешной ломки, от желаний его плоти, жаждущей меня. Тебе ведь должно быть ведомо, какие картины в сознании своём рисовал тот похотливый извращенец?
Анна встала, возбуждённо заходила по комнате. Сцепила пальцы, сжав их добела:
– Лекари Георга предписали мне «милую» диету, даря тем самым анорексию! Смерть меня любя брала в свои объятия. Она была ленива и нежна. Два года, целых два, с ней соседствовала я, вела беседы, пока не иссохла до костей. Затем она ушла, оставив высохшее тело и смотрящую на это душу! А душа куда-то делась…
– Мерзкое создание! Не душа, а лишь твоё сознание! И оно не покинуло мумию твою! А вот соседствуя со смертью, ты смогла её разжалобить! В результате, она не прикончила тебя, оставив призрак! В ту ночь, став приведением, ты завертела всем двором, доводя придворных до безумия. Вспомни вояжи в их спальни! До сих пор ты ничего так и не поняла.
