Вера опускает дрожащие руки, смотрит сначала на меня, потом на удивлённого Мамая, дураком которого не назовёшь. Выглядит она потерянной, бледнее Грома. Её вид подписывает приговор – виновна.
- Я говорила тебе, что Адам в больнице. – прошептала Вера. По правой щеке стала бежать одинокая слеза, не вызывая во мне жалости. Актрисой она была всегда хорошей. – Когда Антон сделал мне предложение, я посчитала, что наше общение больше не уместно.
Выглядело убедительно. Даже ложью не назовёшь. Как было, так и сказала.
- Вы общались? – спрашивает Гром глухо, напоминая полицейского на допросе. – Ты не говорила, Вера, что после отъезда Вы поддерживали связь с Евой.
- Ты не спрашивал. – отвечает она несмело и втягивает шею, напоминая страуса. – Я думала, что это не важно.
- Нет, блядь, это важно, потому что ты прекрасно знала, что я пытаюсь позвонить ей и у меня ни черта не получается! Что я не могу найти её новый номер! – рявкает Адам так, что уши закладывает. Вера от его крика, прижимает ладони к мокрым от слёз щекам, начиная захлёбываться в стенаниях.
- Не кричи на мою жену! – в ответ рычит Мамай, обнимая Веру и прижимая к груди. – Ты охренел, ты скажи ещё, что она виновата в том, что Ева бросила тебя!
В груди происходит невообразимое. У меня начинается нервный срыв, потому что я не отдаю отчёта ни тому, что говорю, ни тому, что делаю. Я вскакиваю на ноги и начинаю ходить из стороны в сторону.
- Ты звонил? – спрашиваю с надрывом Грома. Я хочу, чтобы он повторил мне, что звонил и искал. – Ты звонил мне? Да? – мой вопрос его удивляет, а я начинаю злиться, потому что ничего не понимаю уже. Меня инфаркт накроет сейчас, потому что сердце не выдерживает такого давления. – Я звонила тебе год без остановки, Адам. Каждый день. Как по будильнику. Утром. Днем. И вечером. Звонила и звонила, желая узнать, как ты мог бросить меня на выпускном и ввязаться в гребаный криминал, хотя обещал, что больше не будешь рисковать своей шкурой! Ты сердце разбил мне, истоптал его как половую тряпку. Ты обманывал, лгал, что мы уедим в Москву, врал, что ты сирота! Каждый день вешал мне лапшу на уши. Ты обещал мне горы, а на самом деле рассказывал своему другу, что никогда не уедешь из родного города!
Моя тирада была для Грома откровением. С его лица стёрлось надменное выражение лица и стал проглядывать мальчик, когда-то встречавший меня с занятий.
- Я не бросал тебя на выпускном и не лгал. – говорит он убеждённо, маня меня пальцем к себе. – Какому такому другу я говорил, что никогда не уеду! Какому уёбку ты поверила?
- Мамаю. – с криком говорю, не замечая, как Мамай выпускает Веру из рук и бледнеет. Теперь у него глаза лезут на лоб. Гром оттягивает ворот рубашки, и я понимаю, что он в шаге от того, чтобы придушить лучшего друга. – Вера рассказала мне обо всём в день выпускного перед тем, как я узнала, что Вас с Мамаем посадили в очередной раз перед вашим шахер-махером. Я так была зла на тебя, что решила уехать, передать тебе письмо с Верой и проверить, готов ли ты сделать для меня что-то по-настоящему стоящее. Например, отпустить меня поступать, а потом приехать ко мне в Москву!
- Очень хотелось бы прочитать это письмо. – говорит тихо Адам, потирая переносицу и рассматривая друзей. Я продолжаю ходить, потому что мне кажется, что сердце сейчас остановится вместе со мной. – Мамай, я не буду кричать, только хочу объяснений. От твоей жены, разумеется.
