– Да, я… – начал Томми.
Сэнди его перебила:
– Ну уж нет! Все остальное только в присутствии адвоката.
– Если ваш муж невиновен… – протянула я, позволяя ей додумать остальное.
– Говорю же, он всю ночь был со мной. Я просто не доверяю вам, ребята; еще повесите всё на него…
Оливер сохранял спокойствие.
– Мы с вами свяжемся, мистер Симс. – Эта довольно стандартная фраза прозвучала как угроза.
Испуганный Томми кивнул:
– Да, конечно.
Дверь начала закрываться, и мы с Оливером развернулись.
– Кто эта женщина? – донесся голос Сэнди.
– Никто.
Никто… Я стиснула челюсти. Плевать. Томми Симс – мерзкое ничтожество, так что, если подумать, он значил для меня еще меньше, чем я для него.
Оливер заговорил со мной, только когда мы сели в машину:
– Не просветишь, что там произошло? Насколько хорошо ты знаешь Симса?
– Плохо. Особенно сейчас. Мы были знакомы в старших классах.
– В старших классах? Интересно…
– Как-то сходили на свидание. – Я чуть не подавилась эвфемизмом. То, что было между нами, свиданием не назовешь.
– Хм, – протянул Оливер, предлагая мне продолжить.
Я передернула плечами:
– Город маленький, все друг друга знают… Итак, к кому едем дальше? К Эдди Ягеру, Олдену Найту или Джейроду Букеру?
– Их ты тоже знаешь?
– Да, встречала как-то. Эти ребята любят играть в бильярд в «Павильоне» и строить из себя крутых. – Я взяла рацию. – Так чей адрес уточнить?
– Больше всего меня заинтриговала связь Стрикленда с Джори Траан. Давай сначала навестим ее.
Не стоило столько пить вчера вечером. Заку с бабулей ночью не спалось, и они бесцельно бродили по дому до рассвета. Это значило, что отдохнуть не удалось и мне. От несчастного случая их отделяло всего ничего: Ба могла поскользнуться на половике и что-нибудь себе сломать, а вздумай Зак приготовить перекус, то сжег бы дом. Список возможных бед не позволял мне расслабиться: едва заслышав скрип половиц в коридоре, я вскакивала с постели и бежала на проверку.
Утром, наливая брату стакан холодного чая на кухне, я пыталась не обращать внимания на тупую пульсирующую боль в висках. Зак откусил крошечный кусочек сэндвича и нахмурился:
– Корн… – Вторая часть слова показалась мне невнятным бульканьем.
– Что? – переспросила я.
Его брови сошлись на переносице от мыслительного напряжения.
– Корн… – вновь повторил он и добавил непонятный сдавленный слог.
Я уставилась на лицо брата, сморщенное от недовольства.
– Ба знает, – наконец произнес Зак свою излюбленную фразу, которую он объединял в одно слово «Базнает».
Я повернулась к бабушке, которая складывала в шкаф высохшую посуду после завтрака.
– Чего он хочет?
– Корнишоны. Он кладет их даже в сэндвичи с арахисовой пастой.
Тайна раскрыта! Я полезла в холодильник за банкой маринованных огурцов.
– Тут нет.
Ба повернулась, нахмурив брови, прямо как Зак совсем недавно. Меня вдруг поразило, насколько они похожи. У мамы тоже было такое печальное выражение лица, особенно на последних стадиях рака, когда она принимала большие дозы болеутоляющих и постоянно пребывала в некой прострации, с затуманенным дымкой сознанием.
– Должны быть там, – заявила Ба, подходя ко мне. Ее тапочки зашлепали по линолеуму, вызывая в моем сознании кучу рыжих кубиков.
– Корнишоны! – громко потребовал Зак.
От его голоса тоже появились кубики цвета бархатцев – оранжевый переходил в желтый. Мой собственный голос был похож на мороженое крем-брюле с карамельными прожилками.
