(Не) Лишние - страница 7

Хорошо, что дел никаких всё-таки не осталось: соседке соврала, у меня, как у настоящего перфекциониста, чемодан собранный у двери уже по линеечке стоит! Теперь только в кофейню любимую забежать, благо она рядом с домом, и – в парк (а может, и к реке, не решила ещё): норму шагов выполнять. Не то чтобы я заядлый ЗОЖник, но такие полезные прогулки действительно всей душой люблю: тем более, солнце, наконец! Хоть и февраль, небо совершенно весенним ощущается сразу: синим, глубоким и совершенно завораживающим, прозрачным при этом – до невероятия и звонким оглущающе: капелями наполненным и трелями птичьими. Воздух и тот – звенит будто, свежий, с речки, вкусный какой-то сразу, глубже его вдыхать хочется, плечи расправляя, оцепенение зимнее сбрасывая. Пахнет – иначе совсем, чем зимой!

Самое любимое моё – такое улавливать. Ароматы. Запахи. Не парфюмерные, нет. Обычные. Те, которые окружают, встречаются периодически, напоминают, будоражат, расслабляют, радуют… Самые лучшие, свои для разных людей. Как у Роулинг – амортенция2 для каждого по-своему пахла.

Моя, наверно, была бы очень насыщенной и переменчивой – под настроение. Но всегда в ней были бы ароматы грозовой свежести, росного утра, выстиранного белья, высохшего на улице, дождём напитанных деревьев, трескающегося от сока арбуза. Или ещё – тёплые – перегретой солнцем травы, кожи, тоже горячей, с проступающей от морской воды солью, варёной кукурузы и, пожалуй, – такого еле уловимого, родного, когда целуешь куда-то между ушком и виском.

А порой – только съедобные – чуть-чуть корицы, аниса: уютных булочных с колокольчиком у двери и неизменно свежей выпечкой; пытающегося убежать из турки кофе, шоколадных крошек (которые были для украшения торта, но и без торта хороши), «Несквика», сьетого просто из пачки ("как это, какао кончился?") ложкой, сливочный совсем – рогачёвской сгущёнки, выпитой через две дырки из банки… М-м-м…

Пусть уже будет Весна! Светлая, яркая, звенящая! Взмывающая в сияющую небесную вышину с разбегу и без оглядки, искрящаяся, безрассудная, звонкая, солнцем наполненная и беспокойно-радостным предчувствием счастья.

Выдохнув, с удовольствием лучам солнечным лицо подставляю и впитываю, впитываю, прогреваясь. Ветер, правда, такой, что…

– Бли-и-ин! – налетев на неожиданно (если б не капюшон!) появившегося из-за угла дома здоровяка, с болью выдыхаю: до слёз, надо же!

– Дорогу также переходите? – сквозь стиснутые зубы цедит незнакомец, потирая огромной ручищей ушибленный лоб. Тоже ему хорошо досталось. – На полставки статистику по ДТП ухудшаете?

– На цѐлую! А у Вас… голова… чугунная! – вылетает у меня. Ишь! Сроду незнакомым не грублю, но тут… У-у-у-х, шкаф! – Не учили, что девочек обижать нельзя?

На это незнакомец, как-то совершенно беззлобно хмыкнув, отнимает руку со лба и открывает, наконец, лицо.

О-хо-хо. Вот оно как, оказывается… начинается. Ну, это… сумасшествие. Только теперь, повнимательнее к мужчине приглядевшись, понимаю: да я же буквально вчера зависала на чётко очерченных его скулах, именно его, на губах чувственных и выразительных глазах, серьёзных таких, пронзительных, до дрожи какой-то внутренней. Когда от волнения или – от предвкушения – кажется, будто дребезжит всё внутри, а пульс разгоняется в секунду.

Сейчас в этих глазах, правда, серьёзности той – ни на грамм. Мужчина будто обстоятельным таким, волевым усилием сдерживает смех, показательно хмурясь, но тот настойчивыми лучиками собирается в морщинки у глаз и к ямочкам на щеках смешинками прокрадывается. А я… будто на качелях оказываюсь: сердце не успевает, когда они вверх взмывают, и вместе с желудком наоборот вниз куда-то ухает, попутно напрочь сбивая дыхание.