– Слушай, Джвахир! – хором сказали старейшины, подняв кулаки над головой.
– Йаа! – ответила толпа.
Папа толкнул локтями нас с мамой, чтобы мы сделали так же.
– Джвахир единый!
– Йаа!
– Джвахир единый!
– Йаа!
– Добрый вечер, Джвахир, – сказала Нана Мудрая, вставая с места. – Имя фотографа – Абабуо. Он пришел из Гади – одного из городов Семиречья. Потрудился пройти много миль, чтобы донести до нас эти вести. Мы приветствуем его и выражаем поддержку.
Она села. Поднялся Ойо Мыслитель.
– Я взвесил вероятность, допуск на ошибку, несходство. Хотя положение нашего народа на Западе трагическое, маловероятно, что эта беда дойдет до нас. Молите Ани о лучшей доле.
Он сел. Я оглядела толпу. Кажется, его слова убедили людей. Я не знала, что и думать. Неужели речь только о нашей безопасности? Встал Аро – единственный из старейшин Осугбо, не выглядящий древним стариком. Но я засомневалась насчет его возраста и внешности. Может, он старше, чем выглядит.
– Абабуо принес нам реальность. Примите ее, но не паникуйте. Или среди нас одни женщины? – спросил он. Я фыркнула и закатила глаза. – Паникой делу не поможешь. Если хотите научиться обращаться с ножом, Оби вас научит, – указал Ари на здоровенного мужчину, стоящего у помоста. – Еще он может научить бегать на дальние расстояния, не уставая. Но мы – сильный народ. Страх – удел слабых. Не унывайте. Живите, как жили.
Он сел. Дика Провидец медленно поднялся, опираясь на палку. Пришлось напрячь слух, чтобы расслышать его слова.
– Я вижу, что… да, журналист показал правду, хоть она и повредила его разум. Но вера! Мы все должны верить!
Он сел. На мгновение воцарилась тишина.
– Это всё, – сказала Нана Мудрая.
Как только старейшины сошли с помоста и покинули площадь, все заговорили наперебой. Все принялись спорить и обсуждать фотографа, его душевное состояние, его снимки и его путь. Однако Ндиичи возымел действие – люди больше не паниковали. Они были решительны и задумчивы. Отец присоединился к дискуссии, мама молча слушала.
– Я пойду домой, – сказала я.
– Иди, – ответила мама, мягко касаясь моей щеки.
Выйти с площади оказалось непросто. Я ненавижу толпу. Едва вынырнув из нее, я увидела Мвиту. Он заметил меня первым.
– Привет.
– Добрый вечер, Оньесонву.
И так между нами возникла связь. Мы были друзьями, ссорились, вместе учились, смеялись, но в этот миг мы поняли, что любим друг друга. Как будто повернули выключатель. Но я все еще злилась на него. Я переступила с ноги на ногу, мельком подумав, что на нас смотрят какие-то люди. Пошла к дому и с облегчением поняла, что он пошел со мной.
– Как ты? – неуверенно спросил он.
– Как ты мог так поступить?
– Я сказал тебе не ходить.
– Мало ли что ты сказал. А я не послушалась!
– Надо было сделать так, чтобы ты не смогла пройти сквозь кактусы, – пробормотал он.
– Я бы нашла, как пройти. Это было мое решение, и ты должен его уважать. А не стоять перед Аро и не мямлить, мол, ты не виноват, что я пришла, пытаясь прикрыть свой зад. Я была готова тебя убить.
– Вот поэтому он и не берется тебя учить! Ты ведешь себя как женщина. Руководствуешься чувствами. Ты опасна.
Сделав над собой усилие, я не подтвердила слова Мвиты делом. Я спросила:
– Ты в это веришь?
Он отвел глаза. Я стерла слезу.
– Тогда мы не можем…
– Нет, не верю. Иногда ты действуешь неразумно, куда неразумнее любой женщины или мужчины. Но это не зависит от того, что у тебя между ног, – он улыбнулся и продолжил саркастически: – К тому же – разве ты не прошла через обряд одиннадцатого года? Даже нуру знают, что после него ум женщины становится вровень с ее чувствами.
