– Никита Никитьевич, так-то лучше, – гордо отвечает мама. – Напиши отделение, номер палаты, сынок. Ну и Злату спроси, она не против моего визита?
– Мамуль, он не Никитьевич, а Миронович. Злата вышла замуж сразу после моего отъезда. Там такая Санта-Барбара, без ста грамм не разберешься. Это я так… Чтобы ты знала и не поставила Злату в неудобное положение, – тараторю в динамик, как провинившийся мальчишка.
– Поняла, сынок. Не волнуйся, не обижу я твою Злату. Никита, а Габи как отнеслась ко всему этому? – осторожно спрашивает мама.
– Ох, мама… Никак. Я ей не сказал.
– Надо сказать. Неправильно это… Все-таки вы семья, Никита. Как бы я ни относилась к ней, но ты неправ.
– Знаю, мам. Я обязательно скажу, не волнуйся. Пойду в палату. Еще немного побуду с сыном и поеду домой.
Мы тепло прощаемся с мамой. Медленно возвращаю телефон в карман, раздумывая, как поступить: уехать, не попрощавшись или вернуться в палату и оберегать сон Златы и Никитушки? Выбираю второй вариант и возвращаюсь в палату. Аккуратно толкаю дверь, завидев Злату стоящей возле окна. Она оборачивается на звук и тотчас возвращается к своему занятию – разглядывает улицу за окном. Там суета – снуют люди, машины, а на тротуаре толпится стайка голубей, разделывая корку хлеба. Сам не замечаю, как подхожу ближе и становлюсь рядом… Не хочу уходить. И разговора не хочу, хоть он и необходим нам.
– Отдохнула? – шепчу, оглядываясь на Никитушку.
– Я думала, ты сразу уедешь. Ну… после анализов. Как ты, кстати? – она зябко потирает плечи, обтянутые шерстяной бежевой водолазкой. Хрупкая, грустная и уютная… Когда-то моя…
– Да нормально все. Злата, я рассказал о Никитушке маме, если ты не против… Она последнее время болеет, вот я и решил…
– Я не против. Можешь не оправдываться. Она может навестить внука, познакомиться, – произносит, виновато опустив взгляд.
Понимаю – боится, что я сейчас начну корить ее за молчание и обвинять в том, что лишила бабушку внука.
– Злата, мы обо всем потом поговорим. Так что… Спасибо, я передам маме, она тебе позвонит. Маму зовут Антонина Павловна.
– Я запомнила, Никит. Еще тогда… Если хочешь, можешь ехать домой. И вообще, не хочу, чтобы твоя жизнь кардинально изменилась из-за нас. Приезжать ты можешь редко, раз в неделю или…
– Ты рассказала о сыне и думаешь, что моя жизнь останется прежней? Ты чертовски самоуверенная особа, Злата Белоцерковская, – улыбаюсь, чтобы разрядить обстановку. – Чем желаешь отобедать? Сейчас закажу еду.
– Эм… Как-то неудобно. Я не спрашивала у врача, можно ли Никите питаться едой из…
– Из дорогого ресторана? Я уверен, что можно. Это лучше, чем больничная еда. Злата, я возьму все расходы о вас, хочешь ты этого или нет. Обеспечу питанием и жильем, Никитушку лечением. Давай договоримся, что ты принимаешь мою помощь, хорошо?
– Ладно, Никит. Заказывай обед, хотя бабуля нам приносит свежие супы и…
– Ирине Максимовне надо больше отдыхать. Супы и прочее вам будет привозить служба доставки. Тебе останется выбирать из меню.
– Хорошо, Никита, я принимаю твою помощь, – улыбается она.
Но в следующую секунду ее улыбка тает, как первый снег, сменяясь смущением или страхом. Взгляд устремляется на дверь. Оборачиваюсь, замечая высокого черноволосого парня в проеме. И он без стеснения входит в палату… Прямо как к себе домой!
– Здравствуйте, вы палатой не ошиблись? Выйдите, молодой человек, здесь больной ребенок, – ступаю навстречу парню набычившись.
