Всё мужское естество кричит о том, что это мой шанс, но я останавливаю себя. Мне самому дурно. Я не стану пользоваться Элей в таком состоянии. Да и не стал бы никогда делать что-то против её воли. Трезвой воли.
- Раздевайся!
- Н-нет!
Эля противится и отрицательно мотает головой, но я вижу, что одежда уже прилипла к её телу от пота. У меня самого скоро можно будет отжимать рубашку.
- Раздевайся, я тебе сказал! Я сейчас принесу что-нибудь холодное.
Вздрагиваю и открываю глаза.
Мне снова приснился тот сон. Из нашей ночи, когда брат посчитал, что я воспользовался его командировкой и затащил Элю в постель, я помню только этот фрагмент, а потом пустота. Смутно припоминаю, как жарко было, и мы пили много воды, а потом провал. И вот мы проснулись вместе в одной постели. Точнее, проснулся я от скрежета зубов брата, нависшего над нами. Тогда мне казалось, что Ринат убьёт нас. И я пытался объяснить, что это совсем не то, о чём он подумал. Банальное оправдание.
Смотрю на экран телефона, чтобы понять, который сейчас час, но перед глазами всё плывёт.
Я плохо спал этой ночью.
Уснул только под утро и снова увидел этот сон.
Я будто бы застрял в том моменте, пытаясь пропустить всё через себя снова и вспомнить. Но ничего дальше не пробивается в памяти.
Мне важно сложить все фрагменты пазла воедино, чтобы понять, кому нужно было так подставить нас. Этот «кто-то» точно знал, что брат вернётся из командировки раньше. И он желал убить двух зайцев одним ударом – разрушить мои отношения с братом и его брак. На кого был рассчитан удар? Кого хотели убрать с пути? Вряд ли только меня, ведь хватило бы подставы с «попыткой убить брата». Или для того, чтобы объяснить её нужен был такой веский повод, как измена?
Потираю виски.
Голова болит, как с серьёзного бодуна.
Бегло просматривают рабочие сообщения, отвечаю на важные и иду в душ.
Под прохладной водой удаётся взбодриться, однако сложно бороться с нахлынувшим желанием пойти в номер Эли и прижать её к себе. Не просто прижать, а воплотить в реальность все свои самые пошлые фантазии.
Заглядываю в холодильник и достаю бутылку минералки. Выпиваю много, но всё равно сложно остудить свой пыл. А ведь стоит прийти в себя, ведь сейчас везти Элю с Мироном в медицинский центр.
Что скажут врачи?
Все эти операции я никогда не считал безопасными.
Как говорила бабушка – одно лечат, а второе калечат.
Как операция скажется на пацане в дальнейшем?
Всё-таки это мозг, не аппендикс ведь, где всё уже настолько отработано, что хирург может сделать операцию с завязанными глазами. Ладно, не с завязанными, ведь это тоже труд. Однако я переживаю. Возможно, немота, если она неизбежна, не самое плохое, что может произойти с пацаном?
Теперь я окончательно остываю, и в сердце просыпается тревога.
Не знаю, как я бы поступил на месте Эли, если бы был отцом ребёнка и мог принимать решения. Это важный шаг. Слишком важный. Конечно, хочется для своего сына всего самого лучшего, думаешь о том, чтобы его жизнь была полноценной, но и одновременно боишься. От твоего решения может зависеть жизнь.
Если потребуется операция, я оплачу Мирону лучших врачей, может быть, тормозну раскрутку бизнеса и отправлю их куда-то за границу. Пока не знаю, как лучше всего поступить в этой ситуации, но я хочу, чтобы всё прошло хорошо, чтобы пацану не навредили ещё сильнее.
До мурашек пробирает, когда я представляю операционный стол и скальпель в руках хирурга.
