Отдаюсь в
руки мужа. Он осторожно заматывает ступню бинтом и помогает забраться в воду,
после чего идёт звонить в местную скорую. А я закрываю глаза и возвращаюсь в
жуткое воспоминание. Грубые, безжалостные руки, заталкивающие меня под воду.
Ужас, сковывающий каждую клеточку. Осознание, что могу сейчас умереть…
Но как не
силюсь, вспомнить больше не получается. Хочется увидеть лицо мужчины, но кроме
рук ничего.
- Я позвонил
в больницу. Они приедут минут через сорок. Ты согрелась?
- Не совсем,
- отзываюсь тихо.
- Тогда
полежи ещё, а потом я помогу тебе одеться. Ты есть будешь?
- Не
хочется, - вздыхаю.
- Неизвестно
насколько мы застрянем в больнице. С завтрака уже пять часов прошло. Давай хоть
кофе с булочкой принесу.
- Хорошо, -
соглашаюсь покорно.
Женя качает
головой, глядя на меня с… жалостью?
Вскоре
передо мной появляется поднос с капучино и ванильной булочкой, смазанной тонким
слоем сливочного масла.
- Спасибо, -
благодарно улыбаюсь мужу, стараясь сгладить неприятный инцидент.
Женя садится
на краешек ванны, придерживая поднос.
- Я тебе
сегодня говорил, что люблю? – он мягко касается плеча, проводя кончиками
пальцев до ключицы.
- Ты же
знаешь, что с памятью у меня проблемы, - пытаюсь пошутить.
- Ох,
Настёна, - качает он головой и тяжело вздыхает.
Наверняка
ему хочется услышать такие же слова, но я не могу лгать. Да, определённые
тёплые чувства появились, но любовь ли? Я пока в себе разобраться не могу.
Морщусь,
потому что рана дёргает и саднит. Бинт уже пропитался кровью. Да, сильно я
поранилась. Вот идиотка… Хочется биться головой о стену от своей глупости. И
что на меня периодами находит?
Женя, как
только я заканчиваю с кофе и булочкой, помогает мне вылезти и одеться. И как
раз вовремя. Буквально через пару минут раздаётся стук в дверь.
Осмотрев
ногу, врачи делают неутешительное заключение. Нужно ехать в больницу и
накладывать швы. Приходится подчиниться. Рану мне обрабатывают не меньше часа,
попутно делая уколы от столбняка и противовоспалительные. Потом заставляют почти
полдня пролежать под наблюдением и только тогда разрешают ехать домой.
- Окончание
отпуска я испортила, - вздыхаю. – Теперь придётся соблюдать постельный режим.
- Зато у
меня появился лишний повод носить тебя на руках, и теперь ты не отвертишься, - смеётся
Женя, пытаясь поднять мне настроение. – И ты сама хотела провести остаток
отдыха дома. Или я не прав?
Отвечаю
улыбкой. Я ведь валялась в кровати исключительно из-за плохого настроения. А
сейчас это вынужденная мера. И знаете, как бывает, когда что-то запрещают, до
ужаса хочется сделать наоборот. Вот и меня накрыло дикое желание куда-нибудь
сходить. Я и так чувствовала себя в какой-то мере беспомощной, а сейчас и
подавно.
Кое-как с
помощью специального костыля перемещалась по этажу, но вот спуститься по
лестнице было проблемой. Каждый раз Женя носил меня вверх-вниз на руках. Но ему
это вроде нравилось. Он так бережно и трепетно перемещал меня, будто я могла
разлететься на осколки в любой момент. Поражало его терпение. Только искренне
любящий человек способен пройти через невзгоды и не стать раздражительным.
Мы по полдня
смотрели по спутниковому телевидению фильмы, утром сидели на веранде,
наслаждаясь солнышком. Я рисовала, а по вечерам Женя устраивал романтические
ужины при свечах. Интересно, раньше было так же? Спрашивать мне не хотелось –
боялась задеть мужа, напомнив лишний раз о своём недуге. Я видела, как его
расстраивают разговоры на тему амнезии.
