(Не) нужная дочь - страница 6

В обеденный перерыв еду в центр. Пафосный ресторан встречает меня ледяным блеском стеклянных стен и ослепляющим светом люстр. Все вокруг кричит о роскоши и статусе, заставляя меня чувствовать себя чужой и никчемной.

Люди здесь не смеются, а лишь холодно улыбаются друг другу. Каждый взгляд напоминает мне, что я не из их мира. Каждый предмет здесь – как с обложки глянцевого журнала, идеально отполирован и демонстрирует чужой успех. Гости чинно беседуют за идеально сервированными столиками, а официанты с безупречным видом скользят между ними, как тени.

Я чувствую себя неловко, словно под микроскопом. Мой простой плащ и туфли явно выбиваются из общей картины. Официант, глядя на меня, еле заметно кривит губы, но не произносит ни слова. Я стараюсь держаться уверенно, хотя внутри все сжимается от напряжения.

Инна уже сидит за столиком. Она словно часть этого пафосного интерьера – идеальная, ухоженная, с осанкой, говорящей о годах привычки держать лицо. Ее взгляд колючий и изучающий, как у человека, привыкшего подчинять пространство вокруг себя. Ее костюм глубокого цвета морской волны подчеркивает безупречный вкус и статус. Свет от люстр играет на украшениях. Ее губы сжаты в тонкую, как лезвие, линию, а в холодных глазах отражается нетерпение и нежелание вести этот разговор. Она смотрит на меня так, будто перед ней появилась неприятная обязанность, от которой нельзя избавиться.

– Наталья? – произносит она холодно, поднимая одну бровь.

– Да, спасибо, что согласились встретиться, – отвечаю я, присаживаясь напротив.

– Давайте сразу к делу, – произносит она с холодной отстраненностью, скрестив руки на груди. Коротко и четко, без намека на интерес. Она здесь не для сочувствия. – У меня мало времени, и я не привыкла его тратить впустую.

Я сглатываю и собираюсь с мыслями.

– Речь о Вере. Она нуждается в помощи. Я не понимаю, как вы могли оставить ее, – начинаю я, стараясь держать голос ровным.

Инна слегка прищуривает глаза, ее взгляд становится колючим.

– А что вы понимаете? – ее голос звучит сдержанно, но остро. – Эта девочка не моя дочь. Ее мать была моей сестрой, но она умерла. А я просто не смогла справиться с этим… грузом.

– Грузом? – шепчу я, чувствуя, как внутри все закипает. Как можно так говорить про ребенка. Пусть и не родного, но все же столько лет она воспитывала Веру.

– Да, грузом, – отрезает Инна, откинувшись на спинку стула. В ее голосе звучит горечь, будто она давно носит эту тяжесть на своих плечах. – Вы не понимаете, что значит жить под постоянным давлением семьи, которая ждет от тебя совершенства. Я сделала все, что могла. Но это выше моих сил. Я… не создана для того, чтобы быть матерью. Я не люблю детей. Я не хочу детей.

Я молчу, пытаясь переварить ее слова. Так вот оно что. Инна никогда не видела в Вере родного человека. А девочка страдает из-за этого каждый день.

– Но Вера все равно надеется, что вы за ней вернетесь. Ей нужна семья, а не холодные стены детского дома, – говорю я твердо.

Инна на мгновение опускает взгляд, ресницы дрожат, будто она стоит на грани признания в чем-то важном, но тут же собирается с силами и возвращает себе прежнюю неприступность. В этом коротком моменте я вижу женщину, измученную своими решениями и воспоминаниями. Но почти сразу она выпрямляется, а на лицо возвращается холодная, непроницаемая маска.

– И что вы предлагаете? Чтобы я вернулась за ней? – наши глаза встречаются. – Это невозможно. Завтра я уезжаю за границу и выхожу замуж.