Октябрина Васильевна великодушно прощала монархам прошлого их надменность и честолюбие, смеялась над Екатериной Великой, которая думала, будто имела право тратить миллионы на искусство. Она могла понять, почему совершались дворцовые перевороты, почему самодержцы имели фаворитов. Но она ужасалась от одной мысли о том, что с ней будет говорить американский шпион! Какой историк? Нет, Октябрину Васильевну не провести! Американец, а следовательно, шпион.
И вот, под непроницаемым надзором этой из Интуриста, несчастная моложавая экскурсовод рассказывала что-то про Николая I, про декабристов. А сопровождающая лишь изредка приподнимала бровь и хмыкала. Как же, сопровождающая из Интуриста! Октябрину Васильевну не проведешь! Если следит за иностранцем, точно кагебшница! В темном пальто, в платке и темных очках, едва ли там можно было увидеть хоть какое-то одобрение.
Моложавая Октябрина обратилась к тем качествам, которые помогли пережить голод и все лишения. Она искала самые официальные выражения и всеми силами держалась самой верной трактовки событий. А эта из КГБ лишь приподнимала бровь и хмыкала, будто Октябрина говорила глупости. И вот нате! Расскажите что-то интересное, легенду какую-нибудь!
– Да, Октябрина Васильевна, – мягко начал Крис.
Его невероятно раздражало, что Лара с самого утра не в духе: молчит, не шутит, а только рот кривит и бровь приподнимает. А что если он позволил себе что-то лишнее? Что если обидел? Ему казалось, что мисс Ворон делает все, чтобы ему угодить, в какой-то момент он смело предположил, что красивая Лара к нему не равнодушна. А что если он неправильно ее понял, что если позволил чего-то лишнего? А здесь еще эта старая моль Октябрина, которая точно за дурака его держит и только общеизвестные факты выкладывает.
– Вам мой рассказ показался недостаточным? – побледнела экскурсовод, в ужасе представляя, что после плохого приема ее выгонят из любимого музея. Нет, не выгонят! Расстреляют.
– Что вы, – холодно начала та из КГБ, – ваш рассказ поражает официальностью, товарищ.
В голосе Ларисы Константиновны звучала сталь. Октябрина чуть ли не рухнула замертво.
– Мы не сомневаемся в вашей компетентности, но мистер Мид и так историк, боюсь, что вы не рассказываете ему ничего нового, а мы ведь не хотим сделать его визит в нашу великую страну бессмысленным, не так ли? – товарищ Ворон вновь приподняла бровь и немного склонила голову, так чтобы ее ледяные глаза стали видны из-за очков.
– Малоизвестный факт! – в отчаянии воскликнула Октябрина, мысленно прощаясь со своими фиалками, кроме которых никто и не вспомнит о пропащей душе. – Считается, что в восстании на Сенатской площади участвовали только мужчины. Женщинами декабристами называют жен, которые ушли за своими мужьями в ссылку. Но я могу предположить, что среди прочих была одна примечательная графиня!
Мид вздохнул с облегчением: не самый интересный для него факт, но хоть что-то новое.
– Из некоторых писем видно, что в Северном обществе активно фигурировала некая Лариса Вовк. В некоторых дневниках Николая Павловича есть обозначение ЛКВ. Можно проследить, что она приходилась близкой подругой князю Трубецкому, Николай Павлович так и писал, будто ему кажется, что ЛКВ убедила диктатора не выходить на площадь.
– Конечно, историки столько лет не могут прийти к однозначному мнению об истинной причине замешательства Трубецкого, а во всем виновна какая-то графиня! – чуть ли не отмахнулся Крис.
