Вспомнив про торт и про то, что дядя Том и Евдокия Марковна любят почаевничать со сладким, Надя завернула в универсам. Она расхаживала вдоль выставленных в витрине произведений кондитерского искусства и никак не могла понять одного: как можно быть таким беспросветным лжецом, каковым в ее представлении был Павел. Он осознавал то, как на него реагируют женщины и пользовался своим обаянием напропалую, словно беззастенчивая девица! Вот и на днях он вновь поджидал ее у офиса, и ее буквально ошпарило его взглядом. Внутри что-то оборвалось и разлилось горячим желанием, которое она старалась подавить, вышагивая мимо бывшего жениха. Нет, Надя была воспитанным человеком и, конечно же, поздоровалась, но потом позорно бежала, сославшись на занятость.
От него пахло ее любимым одеколоном, от которого у нее кружилась голова, и к этому аромату примешивался запах мужчины, в чьих объятиях она стала женщиной и познала радость любовного экстаза. Синие глаза Ржевского имели над ней неоспоримую власть, и лишь поэтому она не смотрела в них, надевая на себя маску холодной сдержанности. Она хотела бы быть безразличной, но у нее это не получалось, как не получалось не думать о нем.
Общение с Максимом Тураевым давалось ей гораздо проще, и все же Надя не стремилась к тому, чтобы обозначить свою благосклонность. В конце концов, она не девица из восемнадцатого века, которой следует как можно быстрее составить партию и нарожать кучу наследников. Сейчас совсем другие времена - женщина имеет право... "И налево тоже!" - поддакнул внутренний голос с интонацией Евдокии Марковны. По всему получалось, что вынужденное воздержание, к которому прибегла Надя Чарушина, чтобы прочистить собственный разум, забродило в ней, как первое вино, и теперь шарахает по мозгам, заставляя ее все время думать о Ржевском.
Ах, если бы он только знал, как часто в своих мыслях она оказывается рядом с ним, под ним, на нем...
- А-а-а, господи помоги! - взмолилась Надя. - Это все из-за тети Дуси! Она виновата! - Тураев маячил в ее сознании и в данном контексте пока слишком эфемерно, ведь каков он "на вкус" Надя не знала. - Как выбрать-то??
- Я бы взяла вон тот, со свежей клубникой, - раздалось справа. - Здравствуйте, Надежда Николаевна!
- Нина Евгеньевна, здравствуйте! Как вы? Как Сережа?
Ее бывшая клиентка сдвинула тележку, освобождая проход, и расстегнула верхнюю пуговицу пальто.
- Ничего, потихоньку. Боюсь сглазить, но поездка в Китай сдвинула лечение с мертвой точки. Для большинства это, конечно, незаметно, но для меня и для тех, кто знает Сережу, это очевидно. Дороговато, знаете ли, но что не сделаешь для своего ребенка. Я очень благодарна вам и Томасу Георгиевичу. Без вас мы бы не справились.
Надя покачала головой и вздохнула. У нее были хорошие анализы, но, как показывал опыт, аутизм - штука коварная и поражает одного из ста шестидесяти детей во всем мире. Огромная цифра, как ни крути.
- Теперь мы в реабилитационном центре занимаемся, - уточнила Нина.
- Я очень рада, Нина Евгеньевна!
- А вы как? Все хорошо?
- Да-да, благодарю! - Надя прикусила нижнюю губу, а затем задала вопрос, чтобы увести разговор от собственной жизни. - А где сейчас Сережа? С кем? Насколько я помню, он никогда не оставался один.
- Ой, да со мной он! - улыбнулась женщина и вскинула руку. - Смотрите!
Надя повернулась и увидела худенькую девушку-подростка в инвалидной коляске, а рядом с ней Сережу, который держался за поручни и ждал, когда она выберет яблоки из груды фруктов.
