Он ничего не знал о моей любви к лорду Рэйзетту, но о ней знал мой брат.
- Моя дорогая, подойди ко мне, - отворачиваясь от окна, сказал отец. У него были длинные, уже седые волосы, красивое лицо с синими глазами и короткой острой бородкой. Отец выглядел уставшим, морщины залегли в уголках глаз. И эти морщины, и глубина в глазах – во всем этом чувствовалась печать по давней утрате. Эта утрата для всех нас стала трагедией изменившей мир – мама умерла семь лет назад, а мне до сих пор казалось, что этого не могло произойти, и всё это неправда.
Я опустила взгляд – но что ныне? Мы живем дальше. Пытаемся жить. Я снова посмотрела на отца.
Одежды его из плотной синей ткани, отороченной на вороте белым мехом, были оформлены так же, как и мой дорожный плащ, в который я уже оделась, собираясь, покинуть замок. Брат уже ждал меня в экипаже, а извозчик наверняка ругался из-за моей неторопливости.
- Отец, - прошептала я, подходя ближе к папе и обнимая его. Мне в один момент стало так тепло и хорошо, что захотелось улыбнуться..
- Ты покидаешь дом, и мне больно. Хотя вас с братом не будет всего несколько недель… Моя девочка. Я хочу, чтобы бы ты была счастлива.
Он обхватил мое лицо руками и посмотрел мне в глаза. Я смотрела на него в ответ, в его глубокие и печальные синие, такие же, как и у меня, глаза, и ненавидела себя за то, что не могу сделать отца счастливым, за то, что не могу сказать ему правду.
- Ты примешь любой мой выбор? – только и смогла спросить я.
- Безусловно, - твердо ответил он, и эта твердость в его словах придала мне сил.
Мы распрощались. Я покинула замок, вышла на широкую лестницу через парадный вход и ещё некоторое время смотрела на то место, что считала маленькими островком счастья. Я любила свой дом, но сейчас я должна была найти в себе силы идти дальше. Иначе то устроение жизни, что было выдумано кем-то для всех нас, сломает моего отца и перемелет в муку, не оставив от него живого места. И это случится из-за моего нежелания играть по установленным правилам.
Во внутреннем дворе замка впервые не было никакой суеты. Был какой-то порядок, чинность. Шел легкий снег, и экипаж ждал. Из окна вдруг высунулось красивое и бледное лицо моего темноволосого брата, и он, приподняв бровь, вопросительно посмотрел на меня.
- Задерживаемся, сестрица.
Один из слуг открыл для меня дверь и помог забраться внутрь. Я устроилась напротив брата и мельком огляделась – темное, но уютное убранство повозки вызвало у меня спокойствие.
- Я прощалась с отцом, - ответила ровно.
Некоторое время мы помолчали. Заметив проходящего мимо кучера, разогревающего руки, Ирион высунулся в окно.
- Трогай, - приказал брат. – Мы готовы.
Кучер кивнул, глаза его заблестели от волнения на раскрасневшемся лице, и он поспешил на козлы.
Я с тоской склонила голову, глядя на то, как внутренний двор замка и сама громада моего дома в Озерном крае остается позади.
Было грустно и тоскливо. К счастью, я не отличалась тревожным характером. Скорее, горячностью – таким был характер моей покойной матушки, такой же рыжеволосой, как и я. Но глубокий синий цвет глаз достался мне от отца. Мамины зеленые глаза достались моему брату, а иссиня-черные прямые, словно палки, волосы – это для Ириона наследство отца. Ныне батюшка был весь седой, и это не было удивительным. Он много пережил.
- Что-то ты совсем раскисла, - сказал Ирион, глядя на меня с некоторым любопытством.
