— Не муж он ей, а отчим.
Вот это поворот. Застываю на пару секунд, пытаясь принять новую реальность. Все-таки обманула нимфа, но зачем? Легкий ступор быстро проходит, и просыпается желание докопаться до истины.
— А дети?
— То братья ее, а Васька их отец.
— Все интересней и интересней… — бормочу себе под нос. Все, наконец, становится на свои места. Только вот до сих пор неясно, зачем было сочинять всю эту чушь? Меня, что ли, боится? Так я вроде как и не претендую ни на руку, ни на сердце. Сказала бы сразу, что не нравлюсь, и дело с концом.
— Ох, молодежь, — вздыхает тетя Валя. — Заходи, чаю налью и все расскажу.
На автомате иду за ней в дом и сажусь за стол. Нужно ли мне знать это «все»? Не уверен, но отчего-то все же не ухожу. На столе появляются две чашки чая и баранки. Аппетита нет, но я зачем-то закидываю одну баранку в рот.
— Так что там с Лидой? — напоминаю о незаконченном разговоре. Раз уж пришел, надо все же послушать.
— Нетерпеливый какой, — хмыкает Валентина Васильевна, усаживается напротив меня и наливает чай в блюдце. — Как-то мать Лиды, Катерина, привела в дом мужика. Вроде статный, работящий, все у них клеилось. Двоих пацанов вот родили. А потом заболела она сильно, — шумно отхлебывает из блюдца и довольно щурится. — Медицина у нас тут никакая, пока диагноз поставили, уже поздно было. Сгорела Катерина буквально за месяц. Так и похоронили. А Васька как запил с горя, так и продолжает по сей день. Дети легли на плечи Лиды целиком и полностью. Она их и содержит, и воспитывает, считай, как мамка.
Сижу немного оглушенный, поражаясь силе и несгибаемой воли этой девушки. Разве так бывает? Она сама еще была ребенком. Многое в ее поведении проясняется. Лида, как волчонок, огрызается и защищается, даже когда это совершенно не нужно.
— Вот это история… — выдавливаю из себя и тру лицо ладонями, пытаясь прийти в себя. — Сколько ей лет-то? Молодая же совсем…
— Когда матери не стало, Лида как раз последний класс оканчивала, — охотно делится старушка, неспешно попивая чай. — С золотой медалью между прочим. Неглупая девчонка-то. Только вот поступить никуда не смогла, с детьми сидеть-то некому. У них же больше нет никого.
— Как давно это было? — хмурюсь я, пытаясь высчитать возраст.
— Так года три уж как.
— А Василий этот?
Он же отец. Неужели наплевать на собственных детей? Дикость какая-то.
— Куда ж ему деваться? — Валентина Васильевна закатывает глаза. — Присосался, как клещ, и изводит девочку. Сидит на ее шее, еще и нервы мотает, гад. А она и сделать с ним ничего не может, дети-то его.
— А лишить родительских прав и оформить опеку? — Все же просто. Почему никто ничего не делает?
— Да кто ж ей их отдаст? — усмехается тетя Валя. — Образования нет, работа неофициальная, дом тоже поделен на доли. Ее, братьев и Василия.
Чем дальше, тем страшнее. Неужели бывают такие безвыходные ситуации в современном мире?
— Дурдом какой-то, — качаю головой. — Неужели ничего нельзя сделать?
— Я ведь не разбираюсь в этом… — пожимает она плечами. — Может, и можно, да только кто будет делать?
Действительно. Если Лида работает каждый день с восьми до восьми, то вряд ли у нее есть время и силы бодаться с машиной бюрократии.
— Да… дела…
Напряженная тишина наползает со всех сторон, но нарушить ее не решаюсь. Просто не знаю, что сказать. Я поражен и растерян. А главное, пока не понимаю, что изменил во мне этот рассказ.
