Не плачь, любимая! - страница 5
Зашли в барак. В нос ударили резкие запахи мокрых портянок, дыма, хвои и еще чего-то застоявшегося, не очень приятного, но такого привычного.
Чмо насадил на деревянную ровную ветку несколько тушек птиц, не ощипав их предварительно и не по потрошив. Открыл топку. Сунул туда. Из печки повалил дым.
– Чмо ненасытное. Закрой дверку, – недовольно поворачивается к нему Молдаван. – Мало получил? Еще хочешь?
«Жди, закрою», – думает Чмо, но прикрывает дверку, оставив маленькую щель. Помнит, что сегодня он уже получил от Миши, что они чуть не подрались из-за Трубы.
Мы с Чубом отходим к нарам. Разговор заводит Чуб, как всегда, об МТС. Как они дружно с ребятами жили, как их ждали в хозяйствах.
Выложив все про МТС, Чуб переводит разговор на другую, самую близкую ему сейчас тему: о своем освобождении и приезде жены.
Через несколько месяцев у Ивана истекает срок, который ему определил суд для отбывания наказания. Но даже отбыв положенный срок, он не сможет возвратиться домой. Его не пускают дальше Урала. У него это не укладывается в голове: что это за порядки такие.
– Я добросовестно отмантулил свой срок. И теперь хочу на Родину, в Миргород, где родился и вырос, где имел любимую работу, дом, жену и детей. У меня все было. Теперь у меня все это хотят отнять. По какому праву, – удивляется он. – Только потому, что надо поднимать Сибирь?!
– Брось паниковать, в Сибири можно тоже жить. Не только в вашей Украине, – пытается успокоить его Окуджава.
– Я ненавижу эти дикие края, куда меня хотят насильно загнать. Если тебе или кому-то другому нравится Сибирь, живи, я ничего не имею против. Но у меня другая раскладка. Там, в Украине, у меня жилье, семья и работа. Зачем мне Сибирь?!
– Не поднимай напрасно перья. За тебя уже все давно решили, – объясняет Окуджава. – О Миргороде и всей Украине ты только можешь помечтать.
– Не знаю, кому дано право исковеркать мне всю жизнь? Хотел бы я посмотреть этому человеку в глаза, – не успокаивается Чуб.
– Не паникуй, – пытается переубедить его Окуджава. – Приедет к тебе твоя Иришка. Найдете работу, обзаведетесь знакомыми. Вас отсюда не выгонишь. В Сибири полно украинцев. Иногда мне кажется, что их больше, чем русских.
Я вспоминаю разговоры своих родителей и знакомых, что испокон веков украинцев насильно отправляли осваивать дикую Сибирь. Находились и такие буйные головы, которые в погоне за землей бросали насиженные теплые места и целыми семьями выезжали за Урал.
Я, как и Иван, не дождусь окончания своего срока. Никакие силы не удержат меня в этом суровом необъятном краю. Благо, в отличие от Ивана, мне разрешают выезжать за Урал и селиться на родине.
Но то, что многих из нас не выпускают за Урал, вызывает у меня справедливое возмущение:
– Нас много, нас невозможно, как татар, погрузить в вагоны и вывезти осваивать дикую территорию. Ваганов не хватит, – говорю, – вот они и ищут всякие поводы, чтобы добиться своего.
– Дело говоришь, Лапша, – обрадовался Чуб, – пусть Окуджава и ему подобные осваивают эту территорию. О нашей родной территории тоже нужно заботиться.
Чуб со дня на день ждет Иришку. Из далекого Миргорода, что на Полтавщине, за Урал, в Западную Сибирь.
Воображение ему рисует картины одна страшнее другой. Все они связаны с морозами.
– Когда они перестанут жарить?! – возмущается Иван.
– Это ж тебе не Миргород, не Полтава, не Сумы. Там, небось, потекли ручьи, – строю свои предположения я.