– Богом клянусь, не брал!
В бараке повисла тревожная тишина. Все ждали решения Хана. Он смотрящий за бараком, ему и решение принимать. Хотя и так все ясно. Если Хан объявит Босого крысой, то немедленно, прямо в проходняке, порвут его на части десятки крепких рук. Если нет, то жить Босому всё равно не долго. Однажды ночью накроют ему рот подушкой и удавят во сне. Крыса не выживет в бараке. Нет ей оправдания.
Всё уже круг зеков. Всё теснее подбираются они к Босому, жадно потирая руки от нетерпения. От предчувствия чужой боли. Босой всё понял. Надежды на спасение ноль. Он поднял глаза к грязному чёрному потолку барака и вдруг увидел себя в той самой квартире, в которой он хлестал железной монтировкой мёртвое тело девушки. Картина преступления была такой живой и явственной, что он даже ощутил на своей щеке брызги теплой человеческой крови. Мысль пришла сама собой: «Всё, Босой. Конец тебе. Вот и наступила расплата за смерть невинных женщин».
Хан молчал, будто ждал чего то. Сомнения терзали его душу. Как только он услышал голос шныря Копейки, как только он увидел его подлые глаза, бегающие по кругу от страха, то сразу понял: Босой тут ни при чем. Скорее всего, Копейка и есть та самая крыса, которая слямзила из каптёрки продукты. Но как докажешь? Дело с разборками зашло так далеко, что отступать Хану было нельзя. Свидетели налицо, и решение принимать всё равно придётся. У него у самого врагов хватает. Милосердие и жалость в зоне не в чести. Смотрящий должен править железной рукой. Иначе конец. Самого приговорят. Найдут способ.
Круг зеков вокруг Босого становился все уже. Хан с сочувствием посмотрел на Босого и решил, что своя шкура ближе к телу. Он открыл рот и вдруг замер на полуслове. Старческий слабенький голос отчётливо проскрипел в тишине:
– Не брал Босой тушёнки с сахаром. Это Копейка взял. Вчера ночью. Я видел. Знаю, куда спрятал. В биндяке слесарном у Ромы, его земляка. Сахар подкинул Босому, чтобы на него не подумали. Если не верите, то пусть покажет карманы. У него и сейчас в кармане лепня*, сахар в газету завёрнутый лежит.
Зеки открыли рты от неожиданного поворота события и вытаращили глаза на Копейку.
– Карманы выверни, – заорал во всю глотку Хан.
Копейка замотал головой и испуганно крикнул:
– Это не я. Я не дам себя шмонать. Вы чё, менты? Шмонать меня будете?!
– Помогите ему, – уверенно сказал Хан.
Трое его подручных в одно мгновение содрали лепень с плеч Копейки и тут же вывернули карманы. На серые некрашеные половые доски барака из кармана лепня выпал газетный сверток. Хан поднял его с пола и развернул. В нём на свету заиграли таинственным светом крупинки сахарного песка. Зеки не ожидали такого поворота событий. Со всех сторон послышались матерные возгласы:
– Ах ты, гад ползучий! Мразь… сволочь… давить таких надо.
– Крыса! – крикнул Хан и показал рукой на бледного, как смерть, Копейку. Жадные до крови руки потянулись к горлу почти мёртвого от страха парня.
Зеки отошли от Босого и окружили Копейку. Они схватили его за руки и потащили в умывальник. В бараке остались только Хан и Босой.
– Извини, брат, – сказал Хан и похлопал по плечу Босого. – Всё в жизни бывает. Главное, как в кино, чтобы концовка была хорошая. Она у тебя просто отличная. Давай, дружище, живи – не кашляй, на меня зла не держи. Тому старику в ноги поклонись. Он тебя от смерти спас. Я тоже сомневался, что ты крыса, но дело такое…. Зеки – народ не простой. Думаешь, мне легко человеческую судьбу решать?
