Услышанное поразило Анатолия – настолько оно не вязалось с окружающей действительностью, больничной палатой, физическим страданием людей и даже с вопросом жизни и смерти! Оно было как бы выше всего земного!
– Откуда вы это знаете? – спросил он Павла Кузьмича изумлённо.
– До войны я был учителем истории и увлекался мифами и сказаниями. Кстати, их было много не только у древних греков, но и у славян.
Несколько дней Анатолий пребывал под впечатлением рассказа о единороге. Теперь все его мысли были заняты сказочным животным. Юноша представлял себя здоровым и сильным, скачущим на белом коне. А рядом с ним восседала прекрасная девушка, доверчиво прильнув к его плечу. Её пышные тёмные волосы развевались на свежем ветру. Он обнимал её за талию, и верный конь мчал их далеко-далеко, туда, где вставало солнце. И вот они уже не скачут, а плывут в синеве, и им хорошо и радостно, а ветерок ласкает их лица… Анатолий искал теперь уединения, чтобы никто не мешал ему мечтать. И во сне, и наяву, посреди больничной палаты, парню грезилась изумрудная поляна, вся в прекрасных цветах, где ждала его любимая. А у её ног покорно лежал белый конь.
Юноша размечтался так, что не сразу вернулся к действительности, поняв лишь со второго захода своего лечащего врача, пришедшего сообщить парню, что на следующей неделе его ждёт очередная операция по пересадке кожи с мягкого места на руки. Анатолий воспринял эту информацию спокойно и даже несколько отстранённо, будто бы речь шла о ком-то другом, а вовсе не о нём. Вдруг появилось нечто такое, ради чего следовало бороться! Куда-то девалась апатия, в которой он привычно пребывал все прошедшие дни и даже недели. Парень неожиданно осознал элементарную истину: нужно просто жить!
Операция прошла успешно. Пробыв несколько дней в послеоперационной горячке в реанимации под присмотром врачей, Анатолий вернулся в свою палату.
На койке вместо Павла Кузьмича лежал с газетой в руках незнакомый мужчина.
– А где Павел Кузьмич? – спросил молодой человек палатную медицинскую сестру, когда та пришла с градусником и лекарствами сразу после дневного сна.
– Помер он, – скорбно вздохнула девушка, – когда осколочек вынимали!
У Анатолия вдруг нестерпимо больно запульсировали изуродованные руки. Он закрыл глаза и закусил губы, чтобы не закричать.
– Толик, иди ужинать! – позвала с кухни мама, Людмила Егоровна. – Ты всё собрал на завтра?
Анатолий послушно поднялся с кушетки и зашарил ногами в поисках своих тапочек.
– Иду! – крикнул он в ответ и направился в кухню.
Вот уже два года, как они с мамой жили вдвоём. Сестрёнка вышла замуж за вчерашнего студента-физика из их университета и уехала в Саратов по распределению мужа. Теперь они виделись редко. Впрочем, и с мамой – нечасто. Людмила Егоровна работала проводником на поездах дальнего следования и когда уезжала на Дальний Восток, то это всегда дней на десять-двенадцать, не меньше.
Анатолий и сам «жил километрами», как пелось в известной бардовской песне. Дома его застать было трудно. При любой возможности собирал рюкзак – и с друзьями в поход. Или, оставаясь в душе всецело преданным спорту, уезжал на какие-нибудь спортивные сборы и там горячо болел за «своих».
В шестидесятом он, сдав кандидатский минимум, поступил в аспирантуру Воронежского государственного университета, прикрепившись к кафедре истории.
Когда он пришёл сдавать минимум по иностранному языку в офицерской гимнастёрке с отрезанными рукавами, с орденом Красной Звезды на груди, которым его наградили за Венгрию, отвыкшие было от орденоносцев за последние годы преподаватели вуза молча встали, приветствуя парня.
