К курсантам, которые в стороне обсуждали случившееся, подбежал Петя Пятницкий, который был в это время на КП наблюдающим за заходящими на посадку самолетами.
– Пацаны, вы не поверите, Боря Птицын посадил самолет на вынужденную, – с ходу выпалил он.
– Как посадил, он разве не катапультировался? – спросил Мишка.
– Короче, командир вертушки доложил, что Антошкина подобрали на земле, в нескольких километрах от самолета, а Боря сидел в самолете, правда, в глубоком шоке. Самолет он посадил на кукурузное поле, без шасси.
Курсанты стояли в замешательстве, Боря Птицын, которого хотели отстранить от полетов, посадил на вынужденную самолет без двигателя!
Неожиданно послышался гул приближающейся вертушки. После посадки из нее вышли поисковики, Антошкин, неся парашют, и на носилках вынесли Борю, которого сразу же забрала «санитарка».
Антошкина посадил к себе в газик командир полка и увез в штаб. Вверх взвилась красная ракета, сигнализирующая об окончании полетов. Техники самолетов заторопились зачехлять самолеты, и лишь место 12-го борта зияло черной дырой между самолетами. Аккуратно разложенный инвентарь, водило, готовое к буксировке – все это говорило о том, что 12-й борт вот-вот вернется из полета. А техник самолета молодой прапорщик Симаков растерянно стоял, теребя в руках чеки от катапультного кресла, старательно скрывая набежавшие слезы.
* * *
На следующий день все ждали комиссию из Москвы. По слухам, Антошкин дал команду на катапультирование и приказал Боре тянуть ручки катапультного кресла одновременно с ним. Согласно схеме катапультирования первым уходит кресло инструктора, а затем катапультируется курсант. В момент катапультирования Антошкина, Боря Птицын просто выронил ручки катапультного кресла, и по этой причине его кресло осталось в самолете. В дальнейшем у Бори от испуга наступил шок, в результате которого он сидел без движения. И самолет сам, благодаря хорошей устойчивости по скорости, спланировал на кукурузное поле. Высокие кукурузные стебли смягчили приземление и благодаря этому и самолет, и Боря Птицын оказались целыми и невредимыми. Материалы объективного контроля косвенно подтверждали это, но окончательно картину происходящего мог объяснить только сам Боря Птицын, который все еще находился в госпитале.
Ровно в 12.00 на полосу приземлился Ан-26 с комиссией из Москвы. Из него вышли шесть полковников во главе с генералом.
– Плохо дело, штабного прислали, – сказал Серегин командиру полка, – такие больше стрелочника ищут, чем разбираются в причинах.
– А зачем ему в причинах разбираться, его работа больше дерьма наковырять и по головам к следующей должности. Он же в летной работе понимает ровно столько, сколько я в гинекологии. Такие начинают службу в Москве и заканчивают в Москве. Ну ладно, я пошел, – ответил Кравченко.
Командир полка строевым шагом подошел к генералу и представился:
– Товарищ генерал, подполковник Кравченко, командир учебного полка.
– Ну, здравствуй, командир, – генерал протянул руку, – материалы объективного контроля и личный состав готовы к заслушиванию?
– Так точно, товарищ генерал, все собраны в классе предполетных указаний, курсанта Птицына сейчас привезут из госпиталя. По словам врачей, он пришел в себя и может давать показания.
– Ну, тогда не будем медлить, через полчаса приступаем к работе.
Московская комиссия, группа руководством полетом, Антошкин и офицеры управления полка собрались в классе предполетных указаний. Генерал начал заслушивание с доклада Антошкина.
