- Смогу!
- Настька-а-а! – ржет парень, неуклюже проезжая мимо.
Рите он, кажется, нравится. А я не могу отделаться от ощущения, что где-то его видел.
Засмотревшись на хахаля Никольской, я едва не пропускаю момент, когда она доезжает до края катка. Чтобы она не врезалась в бортик, я протягиваю руки и ловлю девчонку. В этот же миг меня окутывает легкий флер ее духов. Я сжимаю руками талию и невольно поражаюсь тому, насколько Никольская худая, даже спустя столько лет после ухода из спорта. Она только что исполнила практически идеальную цапельку, и фигуркой, что легко катит по льду на одной ноге, распрямив плечи и выставив руки в стороны, можно любоваться бесконечно.
Она пугается. Сложно это понять, не видя глаз. До сих пор я даже не представлял, насколько важно видеть их, чтобы ловить чужое настроение. Сейчас глаза Настасьи закрыты от меня непроницаемыми стеклами очков, эмоции спрятаны, а мне бы очень хотелось их узнать. Я могу догадываться, что она боится лишь по чуть подрагивающим губам и неуверенно сжимающимся кулакам: этот жест я помню еще с тех пор, как она была моей ученицей.
- Не бойся. Я тебя держу.
А еще я поддаюсь порыву и поднимаю Никольскую в воздух. Она цепляется за мои плечи с такой силой, что наверняка останутся следы.
- Что вы делаете?!
- Поддержку.
- Вы же не парник! И вообще хоккеист! Я не клюшка, поставьте меня на лед!
Но я не могу отказать себе в удовольствии и пару раз обернуться вокруг оси, держа в руках Настасью. Она совершенно напрасно волнуется: я скорее расшибу себе затылок, чем позволю ей упасть на лед.
И не только из-за того, что ее отец спустит со всех нас шкуру.
- Скучала?
- По вам? - иронично приподнимает бровь.
- По льду.
- Не знаю. Иногда думаю, что да. А иногда о том, что лучше бы его и вовсе не было в моей жизни.
- Займись ОФП. Восстанови волчок или либелу.
- Зачем?
- А зачем ты здесь?
Пожимает плечами.
- Папа приказал. Он считает, это меня расшевелит.
- Ошибается?
- Я не в депрессии. Я просто… соответствую.
- Чему?
Будь я проклят, но если бы Настасья могла видеть, она непременно одарила бы меня насмешливым взглядом. Ее ответ на вопрос похож на кирпич, внезапно прилетевший с неба и ебнувший как следует по башке.
- Неважно.
Я не успеваю поинтересоваться, что она имела в виду: к нам подъезжают Рита и Никита. Парень выглядит счастливым и вовсю пользуется тем, что Настя его не видит. Он смотрит на меня с вызовом, будто чувствует обжигающую ревность, которая толкает меня на глупости. Бесит, что Никольская сейчас пойдет с ним гулять. Бесит, что он будет расспрашивать обо мне, о тренировках. Бесит, что он ее поцелует.
Пора уже признаться: я хочу Никольскую. Хочу так сильно, что готов увести ее в кабинет прямо сейчас, и единственное, что останавливает: ее слепота. Нельзя, нельзя трахать слепую беспомощную девочку. У нее есть парень, а у этого парня есть деньги, чтобы оплачивать мою работу. Нельзя даже думать о Настасье в таком контексте. Но я почему-то никак не могу избавиться от фантазий.
- Пожалуй, побуду слабым звеном, - улыбаясь, говорит Никита. - Я сдаюсь. Мои ноги деревянные.
- Так бывает в первый раз, - счастливо улыбается Никольская. - Я тоже устала. За четыре года коньки задубели. Хочешь, пойдем поужинаем…
- Размечтались, - бурчу я.
- Что?
- Я - не аниматор в детском клубе, а тренер. Вы или делаете то, что я скажу, или катитесь ко всем чертям и ищете нового, ясно?
