В подсознании раздалось неожиданное утробное рычание. Это, по-видимому, тело Агнес так агрессивно реагировало на близость профессора. Нет, все-таки какой неприятный сноб.
Мы стояли у окна, возле хрупкой этажерки с музыкальными пластинками. Рядом помещалась напольная фарфоровая ваза, точно такая же, что была недавно героически спасена в гостиной. Я нервно покосилась на нее. И зачем этот змей наполнил особняк столькими легко бьющимися предметами? Прям двинуться страшно, чтобы что-нибудь не уничтожить.
– Для начала возьметесь разбирать корреспонденцию, – гундел профессор, посматривая на меня свысока, – а также будете писать письма под мою диктовку. Вы печатаете на машинке? Стенографируете?
– Печатаю, да, – задумчиво протянула я, – а стенографировать не умею.
– Жаль, – профессор отошел к письменному столу, и возложил ладонь на массивную каменную шкатулку. – Сюда будете класть все важные письма. От президента, ректора академии или любой другой высокопоставленной личности. Рядом можете складывать счета. Аккуратной стопкой. Я не потерплю хаоса, Праст.
И тут в мою голову закралась идея. Признаю, очень глупая. Но я еще не отошла от перемещения между мирами и меня периодически несло.
Что если я взбунтуюсь, и устрою у него тут светопреставление? Что он сделает? Выгонит меня и откажется от «папиного» финансирования? Если так, то я обрету свободу и, возможно, поищу новое место. У другого василиска... – тьфу, – другого работодателя. А до того продам чемоданы Агнес – они явно дорогие.
– И что произойдет, если стопка окажется недостаточно аккуратной? – полюбопытствовала я.
Мне правда было интересно. Без шуток.
– Придется вас уволить, – бросил он холодно.
– Увольте! – обрадовалась я, и стала тихонечко подбираться к вазе.
Профессор, заметив, как я провожу по ней пальцем, вздрогнул. А я медленно потянула ее за край, продолжая невинно смотреть в глаза Эфорру.
– Уберите от нее руки, – прошептал он угрожающе.
А то, что? Ах, да. Отлевитирует из кабинета к чертям. Я быстро глянула в окно. Снаружи трудились два садовника. Один подметал листья, а второй стриг какие-то вечнозеленые кусты, придавая им строгую шарообразную форму. Вот ведь псих ненормальный. Даже природу уродует.
Но тут первый этаж – если что, падать невысоко. Может, повезет, и попаду в тот шар, некогда прекрасный и дикорастущий...
Я резко дернула за горлышко и тут же взлетела вверх. Лицо профессора окаменело.
– Ваш отец предупреждал, что вы окончательно лишились стыда, и даже ему дерзите, – прорычал он, распахивая окно.
Я уже парила под самым потолком, а Эфорр разворачивал меня прямехонько макушкой к оконному проему. Нет, ну какая сволочь, возмутилась я, и внезапно наполнилась силой.
Вернее, мне показалось, что наполнилась, потому что я, вместо того, чтобы выпорхнуть в сад, развернулась и полетела прямо на профессора. Причем очень неловко, ногами вперед. Он удивленно вскрикнул, а в следующую секунду я уже спикировала на него и повалила на пол, бедрами захватив его шею в удушающий замок.
Что-то грохнуло, обваливаясь рядом. Кажется, та самая этажерка рухнула под тяжестью профессорского снобского тела. Я сжала ноги, с приятным удивлением наблюдая, как хрипит Эфорр, весь красный и жутко злой. Ему даже удалось перевернуться вместе со мной на бок, – свезя еще какую-то мелкую мебель по дороге – и опрокинуть меня на спину. Но я его не отпустила. Пусть помучается, гад гремучий.
