– Здорово! А купались? – спросила Нинка.
Да сходили один раз на океан – ночью, при луне, датые, Питер, трезвенник, всё их из воды гонял – боялся, потонут. А днём, при жаре, неохота было. Днём они из бассейна не вылезали – большой такой при доме бассейн, туда переносной телефон кидают, и ребята прямо из воды с Лондоном трепались, представляете?
– Так вы в доме и торчали? И ни одного аборигена даже не видели? – безразличным тоном осведомилась Вера.
Да ездили мимо какие-то негры на мотороллерах. Там вообще глушь, один только рядом городишко с аэропортом… Какой? Мари… Марен…
– Мариго, – твёрдо поправила Вера. Сердце у неё уже не колотилось, а
медленно, медленно куда-то опускалось…
– Точно, Мариго! А ты откуда знаешь? – удивилась Светка.
– Да она у нас всё знает, – вмешалась, наконец, Марья Петровна. – Ты лучше расскажи, куртку-то купила? А эта сумка – тоже из Америки?
Вечером ей позвонил королевич. Он за эти годы успел поработать в какой-то газетке и уйти из неё, жениться и развестись, тиснуть пару статеек в один журнал и быть изруганным за них в другом, – и вот с чего-то теперь повадился позванивать ей время от времени, просто так, новости рассказать, на жизнь пожаловаться и об успехах сообщить. На сей раз начал с того, что в Москве открывается Народный университет, где обещают чуть ли не оксфордское преподавание, и что сам он уже решил изучать богословие и политологию, и ей советует тоже записаться.
– Мне почему-то кажется, что у тебя есть мозги, – сказал он. – Давай, получишь настоящий диплом – по филологии, скажем, – чего зря-то болтаться?
– Это очень мило с твоей стороны, что кажется, – сказала она. – Только на что он мне?
– На что? Так и собираешься, значит, всю жизнь в своём архиве просидеть? За сто тридцать?! А дипломы эти, между прочим, будут котироваться. Они даже хотят устроить международную комиссию – сдаёшь ей экзамены и едешь работать, где нравится.
– Хоть в Новую Зеландию?
– Хоть в Новую Зеландию. Если возьмут. А ты что, туда хочешь?
– Да нет, – сказала Вера, – я хочу на Доминику.
Королевич Елисей был юношей грамотным.
– Постой, – сказал он, – но это же – Трухильо, унитазы из чистого золота?
– Не путай, – сказала Вера, – с Доминиканской Республикой. Южнее бери.
– Да? И чего там такое? Чем же славится тот край?
– Ну, например, лаймами, – ответила Вера. – Это такой вид цитрусовых. Из них давят сок…
– Знаю, – сказал грамотный юноша, – капиталисты с алкоголем
употребляют. Но всё равно, сдаётся мне – это не Рио-де-Жанейро!
– Это не Рио-де-Жанейро, – согласилась Вера. – Ездят какие-то негры на мотороллерах, подумаешь. Ну ладно, ты меня извини, у меня тут это… чайник выкипает.
Она положила трубку и включила телевизор. Голубенький мальчик заметался по экрану, выкрикивая в микрофон какие-то ничтожные слова столь горестно и пронзительно, что Вера его даже инстинктивно пожалела. И то сказать: жалеть постоянно только себя – занятие невыносимое. Вон ведь сколько кругом несчастных – и всяк по-своему. Она убавила звук и побрела на кухню – может, и впрямь закипел?
1 9 9 0 г.
