Я понимала к чему клонит мама. Она уже обрадовалась что у меня появился какой-то ухажер, а у меня от одного только этого слова уже глаз дергался. Нет у меня ухажера и никогда не будет!
– Там есть записка! – сообщила мама. – Она в букете.
Меня не слишком заинтриговала записка. Вместо этого я внимательно осмотрела коробку конфет. Она не была вскрыта – пленка без единого пореза. По идее никто не вскрывал упаковку и не мог подсыпать туда что-то лишнее, но я бы рисковать не стала.
– Конфеты надо выбросить, – я понесла их к мусорному ведру.
– Да подожди ты! – рассердилась мама. – Что же это такое?! Какой-то молодой человек ухаживает за тобой, а ты так себя ведешь! Я не понимаю тебя! Какого парня тебе нужно, чтобы дала ему хотя бы один шанс?
– Мам, не начинай, – устало произнесла я. – Я уже говорила тебе что мне никто не нужен.
– Зато нам нужен! – мама топнула ногой. Ее выбешивала моя безэмоциональность. – Нам нужен зять! Нам нужны внуки! Когда опомнишься – уже поздно будет!
Я лишь тяжело выдохнула.
Я могла понять маму. Конечно, ей хотелось, чтобы у меня все было как у всех: муж, дети, серьезная работа, а не «эти все развлекательные видео». К тому же я никогда не рассказывала ей почему же настолько замкнулась в себе.
Мама часто меня упрекала в том, какая я была ласковая и живая будучи подростком, и какой стала противной в институте. Она не знала какую боль она мне доставляла этим высказыванием, как мне еще больше хотелось замкнуться в себе.
Но я не могла ей признаться в том, что со мной тогда произошло. Никому не могла. Единственная, кто понимал через что я прошла в ту ночь, была врач-гинеколог. Она лишь спросила тогда буду ли я заявлять в полицию. Нужна ли мне справка об изнасиловании. А я лишь мотнула головой.
В тот момент мне казалось, что я все еще была привязана к тому парню, кто сделал это со мной. Мне казалось, что он протрезвеет и мой психологический кошмар закончится. Но нет. Тот парень просто отчислился. Наверное, испугался, что я все-таки заявлю на него. А моя травма навсегда осталась внутри, обрастать болезненными упреками мамы, и моим понимаем, что я больше не могу никому подарить не то что любовь, а даже улыбку или ласковое слово.
Вместо того чтобы хоть раз выплакаться – может это немного уменьшило бы мою боль – мне нужно было быть стойкой и непробиваемой двадцать четыре часа в сутки, еще и оборонятся от назойливой помощи родителей и вроде как подруг.
Я не знала как выбраться из всего этого, а на меня уже свалилась новая беда, но при этом я понимала что родители не станут моими защитниками. Они с радостью только выгонят меня из дома на свидание к первому попавшемуся вежливому парню.
– Не смей, Эмилия! – пригрозила мне мама, когда я уже открыла дверцу под раковиной, чтобы выбросить конфеты. – Только попробуй...
Да, так точно не стоит. Если я выброшу конфеты в упаковке, то мама все равно их достанет.
Тогда я быстро вскрыла полиэтиленовую пленку и согнула коробку пополам.
– Я не хочу с тобой после этого разговаривать! – мама выдала привычную фразу. – Больше не подходи ко мне!
И так было всегда. В любой неудобной для мамы ситуации она просто объявляла мне бойкот.
Кажется, я ужасно устала от этого! Надо срочно найти съемную квартиру. Так будет спокойнее.
Расправившись с конфетами, я подошла к букету каких-то мелких сиреневых цветов – я в них не разбиралась, и вытащила открытку.
