Краснобаевская Танька и Викторка Сёмкинская, убредя в озеро до колен, заиграли в топы-шлёпы: запричитали на все озеро, замысловато шлепая друг друга по ладоням:
Дело было в январе,
Первого апреля.
Шел высокий господин,
Маленького роста,
Весь кудрявый, без волос,
Тоненький, как бочка.
У него детишек нет,
Только сын и дочка.
Пишет он письмо жене,
Незнакомой тете:
«Жив-здоров, лежу в больнице,
С переломом поясницы.
Сыт по горло, жрать хочу,
Хоть барана проглочу.
Приезжайте ко мне в гости,
Я вас видеть не хочу…»
– Хва, робя, лежать, айда купаться, – почти приказал Маркен.
Ребятишки звонким горохом посыпались в озеро; и на песке остались четкие вмятины их тел и, запорошенные, валялись в куче шкеры и майки. Радна с Маркеном, уже позабыв недавнюю стычку, запрыгали по мелководью, поднимая после себя белые хвосты брызг, из которых вымигивались коротенькие радужки, заиграли, точно годовалые бычки-бурушата, отпущенные из стайки на вольную траву, и, что-то лихое крича, разом нырнули. За ними потянулись малыши – эти и совсем голышом, прикрывая животы ладошками, – зябко пробуя воду, стали тянуче препираться, кому в этот раз ее греть, окунаться первым.
На опустелом, добела выжженном песке сиротливо лежал Пашка, все еще, может быть, в мечтах красуясь в матросском костюмчике и катаясь на новеньком велосипеде. Возле него, сданные ему на руки матерью, возились трехлетние близняшки Серьга и Петька, но и те, разогнувшись, подняв извоженные глиной мордашки и увидев, что все уже в озере, поковыляли к воде.
– Петух, Серя! – спохватившись, крикнул им вслед Пашка. – В воду залезете, убью, поняли?
– Разок окунемся?.. – попросил близняшка.
– Разок?.. Ладно, на мелкоте окунитесь и всё, поняли? Утонете, домой не приходите, ясно? – подмигнул он Серьге и тут же приметил, что в озеро забредает его десятилетняя сестра Викторка со своими подружками Танькой Краснобаевой и Даримкой Будаевой.
– Викторка! – Пашка сердито окликнул сестру. – Иди смотри за ними! – кивнул головой на близняшек. – Они мне надоели.
– Смотри, смотри, – тебе мать велела, – Викторка дразняще, беззаботно рассмеялась и побежала в озеро.
– Дура! – крикнул он вслед сестре. – Мне же рыбы надо добыть, – Пашка махнул рукой в сторону бродничавших мужиков.
Тут к нему подошла Танька Краснобаева.
– Чего это наш Ванька кричал?
– Маркен его в озеро толкнул, а потом в ухо дал.
– Ну, конопатый! – прошипела Танька. – Ну, ты получишь у меня, рыжуха… Где его майка?
– Да вон лежит.
Танька схватила Маркенову майку и, сбегав к воде, намочив, завязала узлом, который они с Викторкой Сёмкиной затянули вдвоем, чуть не порвав одёву.
– Пусть теперь попробует развяжет… Ржавый, – засмеялась Танька. – Да мы еще в воде ему покажем…
Танька лихо кинулась к воде, высоко вскидывая острые коленки, за ней бросилась Викторка, а Пашка прилёг и, откинувшись на упертые в песок локти, стал смотреть сквозь ленивый прищур, как Радна с Маркеном понарошку, чтобы испугать девчонок, тонули, орали лихоматом:
– Спа-аси-и-ите-е-е!.. – Эхо подхватывало голос и носило его над озером. – То-ону-у-у!
Дав наперегонки небольшой круг, подвернули к девчонкам, которые, сцепившись в хоровод, подпрыгивая над водой, дружно и голосисто выводили:
– Ба-ба сея-ла го-рох… о-ох!.. – после протяжного оха все разом садились в воду, потом долго смеялись, отфыркивались и опять затягивали «бабу».
– Шур дутэ, самолетэ эсэсэре!.. – дурашливо запела Танька бурятскую песенку, какую зимой разучивала в школьном хоре, не толмача ее смысла; повторила еще раз, запнулась, пала в воду и, вынырнув, протараторила на все озеро:
