Не самый плохой человек - страница 16

 От этих размышлений и терзаний, дышать стало тяжело. Сердце колотилось в груди и требовало выхода энергии. Илья поймал себя на мысли, что идёт всё быстрее. Шли они посередине моста, разделённые трамвайными путями.

– Чего молчишь? – дёрнул его за рукав Лёха, передвигавшийся мелкими перебежками. – Ты вообще хоть понял, что я спросил?

– Ну-ка, давай кто быстрее до конца моста, «Гепард»! – последние слова, Илья крикнул уже рванув вперёд.

–Уж тебя, кочерга, я обгоню! – смеясь бросился вдогонку Лёха.

Дома его ждали, это он понял по демонстративно стоящей на столе холодной еде и плотно сжатым губам мамы, уставшему исполнять свою роль, хмурому отцу. Родители сидели в полной тишине – мама делала вид, что читает, отец ковырялся с поплавками и грузилами и ждал, когда можно будет уже включить телевизор.

– Привет! – настороженно начал Илья, заходя в комнату и вешая доставшуюся от отца куртку на вешалку.

– Привет, – сухо ответила мама, не отрываясь от книги, – еда на столе.

Не было такого, чтобы мама не разогрела ему поесть или не положила ещё горячего. Оценив масштаб предстоящего разговора, Илья мысленно вздохнул и решил сразу перейти к делу.

– Что случилось?

– Ничего, – мама продолжала глядеть в книгу, уже давно не перелистывая страниц.

Отец хмуро смотрел на него, было видно, что он уже не раз слышал, что случилось и это ему уже надоело.

– Мне уже восемнадцать лет, я должен приходить домой к девяти? – эмоционально спросил Илья.

– Ты ещё голос повысь, сопляк! – отец бросил свои поплавки обратно в коробку и встал, уперев руки в боки. – Мать готовит ему, ходит от окна к окну, ждёт. А он… ты погляди на него…

Илья опешил. Столь эмоциональная, несвойственная реакция отца, поставила его в тупик.

– Ну, погулял я немножко, что в этом такого?

– Да в том и дело! – не выдержала мама. – У тебя одни гуляния. Вся жизнь – один сплошной праздник! Чем ты занимаешься по жизни, чего вообще хочешь?!

– Мама, ты о чём? Я футболист, я не тунеядец. Каждый день я тренируюсь, меня скоро в основе выпустят. Это работа – такая же, как и у вас. Вы же сами за меня радовались?!

– Какая это работа? Это праздник! Работаю я, или мама твоя. Когда ты уже поймёшь, дурачок, ну, поиграешь может быть немного, дальше что? Надо думать, уже сейчас, у тебя хороший момент показать себя, потом на завод возьмут. Вот где настоящая работа.

– Радовались, – перебила мама, – и сейчас радуемся, а чем ты всеми вечерами занимаешься? Где ты пропадаешь? Соседи уже вопросы задают «что-то Илюшку не видно, как только в «Торпедо» перешёл, перестал появляться». Разговоры разные пошли, про торпедовскую жизнь, про жизнь футболистов…

«Так вот в чём дело!» – подумал про себя Илья, а вслух сказал – Они сплетни собирают, а вы их слушаете. Вам не всё равно, что они там несут?

– Не всё равно! – зло крикнул Михаил Велимирович. – Я после Победы, уже почти двадцать лет отработал на заводе. Я на доске почёта вишу. Я вот этим горбом… – он постучал себя по спине кулаком. – Зачем? Чтобы у меня за спиной шушукались, чтобы про нас говорили всякие.

– Миша, не расходись. Ты пойми, Илюша. Злых людей много, мало ли что придумают. Напишут анонимку – и всё!

– Какую анонимку мама?! Время уже другое! Как вы не поймёте!

– Время может и другое, – устало мотнула головой Екатерина Петровна, – люди те же. И зависть, сынок, она никуда не денется. Зависть, во все времена будет управлять людьми. Пока ты гоняешь мячик, эти самые люди, которых ты не знаешь, и не можешь понять, потому что жизни не видел, ни свет, ни заря, встают на работу и идут вкалывать на предприятие, которое терпеть не могут, но обязаны ходить, ведь их детям тоже надо кушать. И как ты думаешь, что они говорят о мальчике, который бегает за мячиком? О мальчике, на которого не орёт начальник, которому можно всё то, за что их ругают на собраниях. Который в 18 лет, наплевал на всех вокруг и не думает больше ни о чём – только о гулянках и танцульках? Что они могут увидеть в тебе за ворохом своих проблем, вряд ли доброту и честность. Хорошее никогда не лезет на первый план. На тебя всегда будут смотреть через призму зависти и злости.... А ты говоришь времена другие.