– Неужели? И чем, я бы дерзнул поинтересоваться, вызвано столь спорное утверждение?
– У меня задание написать сценарий о вашей жизни. Ещё я хочу написать книгу, а то что в ней будет, зависит только от меня. Писатели оставляют в памяти народа образ героя. То, каким вас запомнят люди, зависит не от вас, а от человека, перенесшего вашу жизнь на бумагу.
– Если, вы напишете всякую «дичь», так популярную в последнее время, её никто не примет. Такой сценарий в работу не уйдёт!
–Значит, будет книга. С ней ваши покровители ничего сделать не смогут.
Его голос был твёрд, уверен и безапелляционен, вызывая ощущение, что именно так оно и будет.
– И вы думаете, что мне есть до этого какое-то дело?
– Уверен.
– Да, и почему, разрешите узнать?
– Наследие. Вам совершенно небезразлично, как бы вы не хотели это показать, что останется после вас. Каким вас запомнят люди – величайшим спортсменом, политиком, писателем, драматургом или, презираемым людьми, но угодным всем властям, автором спорных законов и ручным оратором. В сухом остатке, на сегодняшний момент вас презирают, считают высокомерным приспособленцем, но ведь у вас есть и другая сторона – обожаемого и великого героя. Я хочу разобраться, кто вы? И где та грань от ненависти до любви?
Илья Михайлович долго молчал. Ему хотелось встать и выбить всю эту дурь из наглеца, но осознав свою полную беспомощность, он сник. Все эти слова только глубже вдавили его в больничную койку. Как он устал от этих молодых умников, которые все знают, все понимают. «Тупые завистники, погрязшие в собственной невежественности, ничего не замечающих, кроме своих животных инстинктов, не интересующихся ничем, кроме своих убогих проблем. Это они будут судить меня? Пытаться анализировать и разбирать чужие ошибки, не понимая, что тем самым оправдывают своё бездействие, лень и никчёмность. Не разбираясь в элементарных вещах, будут решать, каким меня запомнят люди?»
– Зачем? – обречённо вымолвил он. – Для чего мне сотрясать воздух? Мне не изменить вашего мнения. Люди только думают, что могут быть объективными. Имея собственное мнение, мы становимся заложниками эмоций и предрассудков.
– В том и дело. У меня нет собственного мнения, и я хочу вместе с вами пройти весь путь с самого начала, быть честным и объективным. Все хотят, чтобы их любили и понимали. Дайте себе шанс.
«Понимали и любили! А ведь парень попал в самую точку». Этот вопрос не давал покоя Матвееву в течение жизни. Почему они не понимают меня? Разве это так сложно?
– Думаете, вы сможете быть объективным? Это будет долгий рассказ, вы готовы к этому?
– Я никуда не тороплюсь, господин Матвеев. Будьте честны, если хотите, чтобы вас поняли.
Задумавшись на минутку, господин Матвеев тяжело вздохнул и сглотнул толчками воздух, чтобы прошёл ком в горле.
– Ну хорошо, давайте попробуем. Только я хочу вас предупредить, я не люблю, когда меня перебивают, и ход события, такт повествования я волен выбирать сам. Ваши новые методики ведения интервью с этими ужасными, безвкусными вопросами и чудовищными отступлениями, только рвут нить повествования и честно говоря, просто выводят меня из себя. Так что, начнем, или я вас окончательно разубедил?
– Я весь внимание! Умолкаю и полностью полагаюсь на ваше мастерство рассказчика.
Илья Михайлович замолчал. Повисла неприятная пауза, после чего, он устало вздохнул и приступил к рассказу.
