– Снеж, не надо, пожалуйста, только не это. Не плачь! Ты же знаешь, я этого не выношу, маленькая. Прости! Я просто хотел немного разрядить обстановку, пошутить. Я правда не хотел тебя пугать и больше буду напирать, по крайней мере, постараюсь. Хорошо? – заключил меня в свои медвежьи объятья и стал успокаивающе поглаживать по спине.
В ответ я лишь смогла только кивнуть, уткнувшись носом в его грудь, и зажмурив глаза, пыталась не дышать. От мужчины, что сейчас меня обнимал, пахло слишком уж головокружительно и вкусно. Так, наверное, и должны пахнуть настоящие мужчины. Интересно, это у меня от голода закружилась голова или от его близости?
– Снеж, дыши! Не хватало еще помереть после всего этого, что я просто не принял душ. Исправлюсь.
Господи, если он считает, что это от него плохо пахнет, то тогда как пахнет хорошо? Я совсем дуреть буду? Кажется, я начинаю понимать себя ту, которую не помню, чем нас взял этот сногсшибательный мужчина. Неужели мне реально так повезло в первый раз в жизни, что теперь до конца своих дней позволено жить вот с ним, с немного нервнобольным, но таким восхитительно притягательным. Нет, я определенно понимаю себя. Перед Мирославом просто невозможно устоять. И еще вчера я к нему ничего не испытывала, это наверное было от шока и потрясения. Или все же мое тело начинает вспоминать что-то, в отличие от тупой башки? Насколько сильно надо было приложиться ей, чтобы забыть два чертовых года и такого мужчину? Я уж не говорю про то, что я была беременна.
– Ты расскажешь мне, что случилось? – робко спросила, боясь испортить этот момент.
– Я не хочу тебя волновать, – мужское тело под моими руками в один момент напряглось, – главное, что ты и дочка живы. Остальное не важно.
– Как это не важно? А я как же? Я должна знать, как потеряла два года своей жизни!
– Док говорит со временем вспомнишь, а сейчас давай лишний раз не волноваться. Все же у тебя там молоко и все такое по-женски. И я тебе еще вчера говорил, что произошел несчастный случай и ты попала под машину. Подробности тебе знать не обязательно.
– О господи, – спохватилась я. – Если у меня ребенок, а я тут валяюсь уже не первый день. Она там, что ли, голодная? Совсем одна? Почему ты ее оставил одну?!
От накативших эмоций саданула по мужскому плечу, но это действие оказалось фатальным для меня, потому что он был сделан, походу, из гранита. Е-мое, как же больно-то! Зашипела, лелея руку, но замерла, когда Мирослав с нежностью взял мою конечность и…
2.2
– Дурочка, дай поцелую, – захватил в плен без какого-либо разрешения мою руку и поднес к губам, с нежностью целуя каждый пальчик, при этом смотря мне пристально в глаза. Будто бы следил за моей реакцией. – Как там правильно? У собачки боли, у кошечки боли, а у Снежки заживи?
– Ну, перестаньте, – ага, вгонять меня в краску. – Это к делу не относится, точнее, относится, но с этим мы разберемся позднее. Если вы утверждаете, что у меня есть дочь, тогда где она? Почему не со мной?! Или не с вами?
– Она в реанимации, – у меня сердце в пятки опустилось, – на искусственной вентиляции легких, – а после этих слов я и вовсе сама опустилась на унитаз, не веря собственным ушам.
– И после всего вы не хотите мне говорить правду? Издеваетесь? То есть находясь в неведении я по-вашему буду меньше волноваться или нервничать? Серьезно?– стоило только подумать, что маленький комочек, которого вроде бы произвела на этот жестокий свет именно я, находится где-то там один, у меня аж сердце пустилось вскачь.
