– Читаю дневник Тосси. Леди Шрапнелл полагает, что там может найтись какая-нибудь наводка на местонахождение пенька.
Кто бы сомневался. Мог бы и сам догадаться, что без пенька не обошлось.
– Но какое отношение к епископскому пеньку имеет Тосси? – Меня вдруг как громом поразило. – Только не говорите, что она и есть та самая пра-пра-пра…
– Пра-пра-пра-прабабка. Этим летом она съездит в Ковентри, увидит епископский пенек…
– …и ее жизнь изменится навсегда, – подхватил я.
– К этому событию она много раз возвращалась в своих бесконечных дневниках, которые вела почти до самой смерти. Именно из-за них леди Шрапнелл втемяшилось в голову восстановить Ковентрийский собор – и перевернуть свою жизнь тоже.
– И наши заодно. Но если она сама читала дневники, зачем было посылать вас в 1888 год с той же целью?
– Дело в том, что тетрадь за это лето, в которой Тосси первый раз описывает судьбоносное событие, сильно подмокла. Леди Шрапнелл наняла криминалиста разбирать записи, однако дело движется туго, поэтому она снарядила меня сюда – читать на месте.
– Но если Тосси много и подробно писала об этом в следующих дневниках… – недоумевал я.
– Она не объясняла, в чем именно состояла судьбоносность, и не указывала дату поездки. К тому же леди Шрапнелл надеется обнаружить в данной тетради и другие важные подробности. К сожалению (а может, к счастью, поскольку письменно Тосси изъясняется так же, как устно), дневник она хранит пуще драгоценностей короны, и пока мне его заполучить не удалось.
– Все равно не понимаю. Епископский пенек пропал только в 1940 году. Какой прок от дневника, написанного в 1888-м?
– Леди Шрапнелл считает, там может быть указано, кто передал пенек церкви. Записи о пожертвованиях Ковентрийскому собору сгорели во время воздушного налета, а ведь дарители – или их потомки – могли забрать пенек на хранение в начале войны.
– Дарители, подозреваю, намеревались избавиться от него раз и навсегда.
– Пожалуй. Но вы ведь знаете леди Шрапнелл – «заглянуть под каждый камень». Вот я и хожу за Тосси по пятам две недели, надеясь, что она оставит дневник без присмотра. Или соберется в Ковентри. Должно быть, уже скоро: когда я упомянула Ковентри, она сказала, что никогда там не была, а нам известно, что поездка состоялась в июне.
– И тогда вы похитили кошку и потребовали дневник в качестве выкупа?
– Нет! Я вернулась после отчета мистеру Дануорти и увидела Бейна, дворецкого…
– Книголюба, – вставил я.
– Душегуба! Он нес Принцессу Арджуманд и уже подходил к берегу, удивительно прелестный июнь. Розы восхитительно цветут.
– Что? – Я снова потерял нить.
– А бобовник! У миссис Меринг есть увитая бобовником пергола – так живописно!
– Прошу прощения, мисс Браун. – Возникший из ниоткуда Бейн скованно поклонился.
– Что такое, Бейн? – спросила Верити.
– Я насчет кошки мисс Меринг, – неловко начал он. – Если мистер Сент-Трейвис тут, значит, кошка найдена?
– Нет, Бейн. – В воздухе ощутимо повеяло холодом. – Принцесса Арджуманд до сих пор не появлялась.
– Я беспокоился. – Он отвесил еще поклон. – Прикажете подать экипаж немедля?
– Нет, Бейн, благодарю, – ледяным тоном отказалась она.
– Миссис Меринг просила вернуться к чаю…
– Я помню, Бейн. Благодарю.
Он все еще колебался.
– До мадам Иритоцкой около получаса езды.
– Да, Бейн. Вы свободны. – Она проводила его взглядом до самой коляски и только потом дала волю чувствам. – Душегуб! «… значит, кошка найдена?» Прекрасно знает, что нет. Беспокоится он, как же! Злодей!
