Не сдаваться, бороться и побеждать. Том 1. Чужбина - страница 7

Жена Опанаса, Натка, миловидная, статная, очень подвижная и, судя по всему, весьма эмоциональная, увидев мужа, въехавшего на машине во двор своего дома, запричитала, захлопотала так, будто он отсутствовал очень длительное время, а не всего-то тройку дней. Однако он не дал «разойтись» своей сердобольной женушке, представил ей Войцеха и Гасана, приказал напоить, накормить и спать уложить. Им завтра с утра пораньше опять в путь.

Жена тут же превратилась в хлопочущую хозяйку и под ее причитания и упреки мужу: «Почему заранее не предупредил, ведь в доме ничего не приготовлено, не убрано», под веселые подмигивания хозяина они вскоре были усажены в горнице за огромный стол, на котором в полном ассортименте расположилась вся украинская снедь, венцом которой, конечно, была горилка с перцем, налитая в довольно приличных размеров графин. От горилки, обилия еды и запивки «бисовой» горилки, по определению Натки, в виде кваса и морса, их довольно быстро разморило. Заметив это, хозяюшка перемигнулась со строгим муженьком, и вот они, чуть ли не раздетые ласковыми женскими ручками, уже лежат, нежатся на мягких перинах, в коих только стоит погрузиться телом, как сразу же попадаешь во власть Морфея. Утром их крепкий сон прервали опять же мелодичный говорок Натки и ее ласковые ручки. Снова был уставленный едой стол, правда, уже без горилки, но зато с пирогами, пышками, сдобами, еще источающими жар. Однако Опанас не дал им долго рассиживаться и под причитания сердобольной женушки: «Да дай же гостям поесть по-человечески, вон ведь какие они худые и черные», скоро прервал трапезу.

– Все пора, иначе опоздаем.

– Да куда же ты, Опанас, собрался? Ведь только вчера поздно приехал.

– Все, мать, постараюсь сегодня же и вернуться обратно. Жди! Расставание его с Наткой было чуть ли не по Гоголю – со слезами, причитаниями и кульками с едой и питьем. Выехали на двух машинах: в одной сам с Войцехом, а в другой Гасан. В дороге Опанас подробно проконсультировал своего боевого товарища о том, как ему вести себя, о чем говорить, кому давать взятку. Ехать предлагалось на поезде, идущем из Киева до Берна. Во Львове он с Войцехом прошли к какому-то железнодорожному начальнику, они вдвоем опорожнили одну из трех привезенных бутылок фирменной горилки, затем этому чину были переданы паспорт Войцеха и несколько купюр в валюте, в три раза превышающих стоимость проезда в купе. Чин отсутствовал с полчаса, наконец, вернулся, вытер взмокший лоб платком и вернул паспорт с вложенным билетом.

– Все, друже, Войцех! Поезжай до своей Германии, здесь тебя уже никто не тронет, а уж там, – как Бог даст. Там свои порядки. Правда, удалось взять билет только до Братиславы. Есть такой главный город в стране Словения, что ли? Главный у них город. А там любые поезда, куда «хошь» езжай в Европе. Там не пропадешь: и билетов полно, и никаких блатов и сверху не надо. А вздумаешь, то и самолетом тоже куда «хошь». Не проблема! У них теперь так, навели-таки порядок! Не то, что мы! Развели бардак!.. Самостийная. Самостийная! Тьфу.

Он сплюнул, нагнулся, достал недопитую бутылку, разлил на троих.

– Пей, друже, такую в их Фатерлянде днем с огнем не найдешь, ихний шнапс у нас только бродяги будут пить, а эта – настоящая горилка! Они с Опанасом допили еще бутылку.

Провожали его Опанас с Гасаном. Подойдя к вагону, Войцех взглянул на чистое голубое небо с пушистыми облаками, посмотрел на замызганный, заплеванный перрон, заполненные всяким хламом мусорные контейнеры, на озабоченных, неопрятных, куда-то спешащих людей. И такая тоска на него надвинулась, что даже сердце защемило. Ведь это он сейчас прощается с Родиной, пусть то, чего он видит, уже чужая страна, но ведь именно за нее он бился с теми, кто ее всячески стремился уничтожить. Он же может больше и не увидеть ее – Родину! Никогда! Не увидеть дорогие могилы своих братьев, не узнать, где упокоились его отец и мать. Они всплыли перед его мысленным взором и, как ему показалось, с укоризной смотрели на него. И так это было явственно, что он поневоле провел по лицу, как бы защищаясь от их взгляда.