Не сдохнут только одиночки - страница 40

– Это ты на дежурство не выходил, – помотал головой водитель. – Все плохо, на самом деле. Просто вам повезло – живёте на отшибе.

Решительно зайдя в подъезд, группа оперативников направилась в комнату Чумакова.

Усатый «летёха», зашедший внутрь вместе с ними, поёжился от сквозняка:

– Мы не стали без вас вскрывать дверь. Подумали, что это как-то не правильно… К тому же, у многих есть сомнения, что Вадим зомбанулся. С часа до трёх он жутко метался. Стонал, как узник замка Иф. Что-то ронял. Ходил взад и вперед и топал, как барабашка. Ночью все закрылись по комнатам, от греха подальше. Мы с женой очень долго не спали – пытались укачать приболевшего сына. И вот после трёх, когда все затихло, мне показалось, что половицы в холле скрипят. Словно ходит кто-то. Аккуратно выглянув в глазок, я увидел свет из-под его двери. Сам же Чумаков вышел на общий балкон, покурить… Или в туалет. Не знаю уж… Но выглядело это вполне осмысленно. Минут через двадцать дверь снова захлопнулась. И мы не слышали его до сих пор. Если бы Вадик превратился, да еще и сумел при этом открыть замок, то вряд ли бы он вернулся обратно, верно?

– А точно, – уцепился сержант за эту микроскопическую крупицу надежды. И остановившись у нужной комнаты, глубоко вдохнул, вытаскивая из кармана ключ, оставленный начальником накануне.

Максимально тихо открыв дверь, полицейские вошли в помещение, но на постели Чумакова не обнаружили.

Лейтенант лежал на полу, у открытого настежь окна, на матрасе. Бледный, неподвижный, он больше походил на мертвеца, чем на живого. Но не было на нем трупных пятен, столь свойственных ходячему трупу. И, что немаловажно, он дышал: глубоко, протяжно, изредка посапывая заложенной ноздрёй.

Направив на командира оружие, Петренко аккуратно толкнул его мыском ботинка. И моментально отступил на безопасное расстояние.

– Товарищ лейтенант, просыпайтесь! – Произнес один из патрульных, держа оружие наготове.

Развернувшись во сне, Чумаков открыл глаза и резким движением поднялся с матраса.

Напряжение достигло предела, и усатый "летёха" нервно вздрогнул, отскакивая к двери. Как встревоженный кот – изящно и стремительно.

Петренко, вскинув пистолет, прицелился в голову командиру.

– Спокойно, – слабым голосом пролепетал Чумаков. Язык его заплетался. Но он сделал усилие и продолжил. – Опустите оружие и дайте воды. Она на столе, в графине.

– Не пугай нас больше так… – Фыркнул усач.

– Да что со мной станет? Просто плохо немножко. – Слабо улыбнулся старлей, кутаясь в одеяло.

С облегчением выдохнув, Петренко бросился к графину:

– Слава Богу! Хоть одна хорошая новость за сутки, – раскраснелся он от удовольствия и протянул товарищу фарфоровую чашку. – Что произошло? – В нетерпении сержант налетел на Чумакова с расспросами, но тот лишь откинулся на подушку, снова закрыв глаза.

– Все вопросы потом… А сейчас душ и кофе.

***

– Значит, Вас не укусили? – Спросил Чумакова водитель, как только тот зашёл в комнату с полотенцем в руках. Ссадина на лице без пластыря выглядела "не очень" – желто-бурая корка гноя, образовавшаяся за ночь, говорила в пользу того, что в рану проникла инфекция.

– Воронов, давай на "ты". – Улыбнулся Чумаков. – Отложим всякую официальщину до лучших времён. Все услышали? – Спросил он собравшихся. Все трое утвердительно кивнули и уставились на командира во все глаза, как на восьмое чудо света.

– Чего глазеете на меня, как на ожившую статую Будды? – Подначил он товарищей, прихлёбывая кофе. – Ночью мне стало плохо. Температура зашкалила за "сорок". Я испугался и ринулся к аптечке, найдя в ней лишь "Анальгин" и капсулы от поноса. Ну что вы лыбитесь? – Закатил глаза он. – Работа у нас такая. То голова заболит, то наешься всякой гадости, – благодушно расхохотался лейтенант, но тут же поморщился, ощупывая рану. – Итак, приняв двойную дозу "Анальгина", я почувствовал, как ломота в теле уходит и ненадолго уснул. Проснулся ночью от головной боли. Перед глазами плывет, воздуха не хватает. Кое-как добравшись до туалета, нашел там таз, ибо к мигрени в вертикальном положении прибавилась еще и тошнота. А потом уполз обратно в "нору" с острым ощущением, что до утра не доживу. Всё.