– И зачем он тебе понадобился?
– Хочу поговорить.
– О чем?
– О деле. Нужно кое-что перетереть.
– Перетереть, говоришь? – Парень криво ухмыльнулся. – Ну-ну. Видать, ты важная птица, если хочешь перетереть с самим Бароном.
Максим тоже усмехнулся и спросил:
– Так ты Барон или нет?
– Нет, – мотнул головой громила. – Я не Барон.
Максим тут же изменился в лице.
– Тогда отпусти мою собаку и топай своей дорогой, – строго сказал он.
Парень выпустил пса, а потом резко выпрямился и вдруг схватил Максима за шиворот и, обронив «а ну, пошли!», потянул его к выходу.
– Стой! – крикнул Максим, упираясь. – Стой, говорю! Орать буду!
– Ори, – спокойно отозвался парень.
– Полицию позову!
– Зови, если жить не хочешь.
Аргумент был весомый и очень хорошо знакомый Максиму по детдомовской жизни. Да и не похож был этот детина на человека, который попусту бросает слова на ветер. Еще немного поупиравшись для проформы, Максим сдался и, быстро перебирая ногами, потрусил рядом с парнем, послушно поворачивая туда, куда его направляла ненавистная могучая рука.
На улице черноволосый верзила распахнул заднюю дверцу черного джипа с тонированными стеклами и швырнул туда мальчика, потом подхватил собаку и бросил ее Максиму на колени.
– Потише ты, амбал! – сердито крикнул Максим.
– Захлопни пасть, – осадил его парень.
Он тоже забрался в джип, пропихнув Максима дальше, и захлопнул дверцу.
– Барон, у меня для тебя подарок! – проговорил он затем уже другим голосом, вежливым, почти подобострастным.
Только сейчас Максим заметил, что впереди сидят два человека. Первый – седовласый водитель с квадратными плечами, второй – странный чернявый субъект в мохнатой дорогой шубе. Перед ним, свесившись со щитка, покачивалась гроздь превосходного винограда. Субъект повернул голову, взглянул на Максима (глаза у него были синие, пронзительные, а в мочке левого уха поблескивала золотая серьга).
– Кто это? – спросил субъект мягким певучим баритоном.
– Какой-то бродяжка, – ответил громила. – Судя по говору – не из московских. Стоял на месте Илонки. Попрошайничал.
Барон пристально и мягко посмотрел на Максима своими синющими глазами, перевел взгляд на Муха, улыбнулся и спросил:
– Не кусается?
– Нет, – ответил Максим.
Барон протянул смуглую руку и погладил Муха по голове.
– Хорошая собака, – похвалил он. Затем убрал руку и снова взглянул на мальчика: – Ну? И кто же ты такой?
– Я Максим, – ответил тот.
Барон улыбнулся, сверкнув полоской белоснежных зубов:
– Ты считаешь, что это исчерпывающая информация?
– Чего?
– Откуда ты взялся? Зачем попрошайничал?
– Попрошайничал, потому что деньги нужны. А взялся я из Подольска.
– Вот оно что. – Барон чуть прищурился. – И где же твои родители, мальчик из Подольска?
– А я один, без родителей.
– И куда ж они подевались?
– Умерли.
Барон приподнял черную, будто нарисованную бровь и сказал:
– Что-то ты не выглядишь расстроенным, Максим из Подольска.
– А чего мне расстраиваться? Они ведь давно умерли. Я их даже не помню.
Барон коротко и понимающе кивнул:
– Ясно. А ты сам небось детдомовский?
– Угу. Был.
– А теперь?
– А теперь я свой. Сам по себе то есть.
– Понимаю. – Цыган оторвал от грозди виноградину, раскусил ее белоснежными зубами и сказал: – Я тоже птица вольная, в клетке и дня не усижу. А если будут держать против воли – затоскую и помру. – Взгляд Барона стал мечтательным. – Ай, воля-волюшка… Ай, гэнэ рома, рома тэ родэс… – Он снова взглянул на Максима и уточнил с надеждой: – Ты, часом, не цыган?
