– Он настолько хорош, что вас устраивает жизнь на периферии, куда даже грузовой корабль залетает раз в полгода?
– Это наша родина, – спокойно и естественно, без какого-либо пафоса ответил Хансен. – На Штраке мы имеем все необходимое для жизни, а чего не хватает – покупаем.
– Но доставка грузов в такую даль стоит, должно быть, немалых денег?
– Мы экспортируем штраковое масло. Растение, из которого его получают, называется метелкой. Согласитесь, «Метелочное масло» – не слишком благозвучное название. Поэтому решили: пусть лучше будет «Штраковое», поскольку растут метелки только на Штраке.
– А пробовали?
– Что?
– Выращивать метелки на других планетах?
– Нет. Предложения были, но мы отказались продать культуру.
– И тем самым сохранили монополию и стабильно высокие цены на штраковое масло.
– А почему бы нет? Сегодня без штракового масла не производится ни одно парфюмерное изделие.
– Иначе его просто не станут покупать.
– Конечно. Штраковое масло обладает фантастической способностью длительное время удерживать запахи.
– Но цены?
– А что «цены»? Желаете хорошо пахнуть – платите деньги. Мы ведь тоже должны на что-то жить. Штраковое масло – роскошь, а не лекарство от неизлечимой болезни. Продавая его, мы никого не грабим и не обрекаем на смерть.
Возделанные поля вдоль дороги сменились невысокими изгородями, за которыми паслись стада сельскохозяйственных животных обычных земных пород. На горизонте появились небольшие дома.
– Подъезжаем, – сообщил Хансен.
– Так что у вас за проблемы с пластунами? – перевел разговор на интересующую его тему Закладин. – В Экологическом центре мне ничего толком не объяснили, только сказали, что все материалы будут предоставлены на месте.
– Если коротко, то безобидные прежде животные стали представлять опасность для людей. Началось это лет тридцать назад, и с тех пор агрессивность пластунов идет по нарастающей.
Они въехали на улицу довольно большого поселка. Дома в нем были главным образом двух– и трехэтажные, похожие друг на друга, как и стандартные строительные панели, из которых они были собраны. Аккуратные неогороженные палисадники возле фасадов удивляли и восхищали многообразием ярких цветов и необычностью причудливых форм декоративной растительности.
– Гостиницы у нас нет, – сказал Хансен. – Если вы не против, можете остановиться у меня, я живу один.
Хансен занимал половину двухэтажного дома. Весь второй этаж он предоставил в распоряжение Закладина.
Закладин едва успел принять душ и переодеться в одежду, более соответствующую местному климату, когда Хансен позвал его к столу.
– После обеда вас ждет губернатор, – сообщил он.
Губернатор, сурового вида мужчина лет шестидесяти, худой, высокий, с зачесанными назад седыми вьющимися волосами, встретил их в своем доме в небольшом холле на первом этаже.
– Это Семен Закладин, – представил Закладина Хансен. – Прибыл сегодня из Экологического центра.
Большие серые глаза губернатора мрачно выглядывали из-под густых нависающих бровей. Губернатор внимательно осмотрел Закладина, и, похоже, доверия он у него не вызвал.
– Вейч Дилон, – глухим, негромким голосом представился губернатор и вперил взгляд Закладину в переносицу. – Вы уверены, что справитесь с задачей?
– Я еще не знаю, в чем она заключается, – натянуто улыбнулся Закладин.
Дилон недовольно шевельнул бровями.
– Мы подали заявку в Экоцентр по полной развернутой форме.
