– Прихвати с собой Эмиля. Он этого как раз боится.
– Не увиливай от темы. Когда ты собираешься воскреснуть?
– Простые парни вроде меня не воскресают.
– Ага, поп…и мне тут, так я и поверил, что ты считаешь себя простым парнем!
– Джонни, отвали! Мне нужна твоя помощь. Ты мне друг или что?
– У меня нет друзей, – цинично ответил мой лучший друг, – только коллеги.
– Напиши мне тоже эпитафию. А то люди удивятся, почему первым написал какой-то Ниязи. Все же знают, что мы с тобой друзья со школы.
– А может, я ё…т горем, и мне не до п…жа в фейсбучике, – резонно возразил Джонни.
– Вряд ли кто-то будет проводить такой глубокий анализ, – фыркнул я. – Просто напиши, и всё!
– Чё э я напишу?! Я не умею писать. Только матом.
– Напиши матом, ничего, в данной ситуации это даже уместно. Представь себе, что я действительно покончил с собой.
– Тебя раскусят в два счёта!
– Не раскусят, если мы сомкнём ряды.
– Ты больной, упоротый е…н! – одарил меня комплиментом на прощание Джонни и сердито дал отбой.
Конечно, через месяц-другой я собирался остановить этот макабрический танец и живым и здоровым объявиться среди своих не-друзей. Но всё обернулось совсем не так, как я планировал, потому что действительность иногда бывает интереснее, чем мы ожидаем.
Потом меня настиг скандал от Сайки. Она редко устраивает скандалы, чаще просто обижается и дуется, пока ей не купишь что-нибудь прикольное в утешение, но в этот раз от её крика у меня чуть не заложило уши, а ведь она кричала всего лишь в телефон.
– Кто вообще это придумал?! Что за идиотская шутка! Нельзя так делать! – повысь она голос ещё чуть-чуть – и услышать её смогут только летучие мыши. – Ты подумал обо мне?
– А что ты? – издевался я, озадаченный её реакцией. – Имидж вдовы будет тебе к лицу.
– Ты мне не муж, – иногда она бывает чрезвычайно занудной и дотошной. – И смерть – это не повод для шуточек!
– Разве? – удивился я, с ходу вспомнив несколько десятков чёрных комедий и забавных книг, в которых чья-нибудь смерть играла не последнюю роль. – А знаешь, однажды Зарифа поругалась с одной из своих подруг, так та пустила среди общих знакомых слух, что сестрица моя того… преставилась. Вот она злилась! Пришлось всех лично обзванивать и каждому сообщать, что она не…
– Хватит! Я сейчас напишу у тебя на странице, что всё это враньё и ты жив!
– Погоди… Ты хочешь большой концерт и чтобы было много зрителей?
На том конце раздалось громкое, многозначительное молчание.
– А при чём здесь это? – спросила наконец Сайка.
– При том. Спроси у Джонни, он тебе объяснит. Ты меня разозлила. – Я дал отбой. Сайка метнула мне вдогонку сообщение с оскорблениями, но оно не сразило меня. Смерть сделала меня неуязвимым.
Комментарии и публикации на моей странице множились и росли, как колония бактерий в чашке Петри. Кое-кто даже лайкнул страничку нашей группы.
Читая элегии «на смерть себя», я с изумлением узнал, как, оказывается, все любили меня, и каким талантливым считали, и как дорожили мной. Никому не хотелось брать на себя ответственность за смерть многообещающего молодого музыканта, ещё бы! Кто-то предположил, что на меня нашло временное помутнение разума или я узнал, что болен какой-то страшной экзотической болезнью. Я забавлялся, пока мне не начало казаться, что от моего ноутбука исходит запах гнили, и тогда я перестал читать.
Вдохновлённый шквалом посмертной лести, я писал очередную песню, когда ко мне, как всегда без стука, вошла сестра. Она уже успела причесаться и заплести длинную косу.
