Итак, «чуйка» сработала. В чем дело? На первый взгляд – всё спокойно. У «аквариума» сидел пристав и скроллил что-то в телефоне. Аня бацала по клавишам. На передних рядах – пара журналистов из информагентств: девушка в черно-красном свитере и мужчина с седой бородой в джинсовой куртке. Марина знала их в лицо по предыдущим заседаниям.
А, ну да. Естественно. Марина взялась за стопку документов и начала раскладывать их по столу. Всё что угодно, лишь бы не смотреть в сторону журналиста на заднем ряду.
– Ваша честь?
– Да, – Марина повернулась в сторону адвоката. Багришин, его зовут Багришин, вспомнила она.
– Ходатайство, Ваша честь.
– Ну я слушаю, говорите.
– Ваша честь, я хотел бы приобщить к материалам дела видеозапись, – адвокат неловко привстал, демонстрируя маленькую черную флешку. – На ней видно, как несколько сотрудников полиции без жетонов валят моего подзащитного на землю и потом уводят в автозак.
Журналист на заднем ряду, молодой человек в сером плаще, который до этого момента сидел, опершись локтями на спинку скамейки, резко выпрямился и подался вперед. В руке у него блеснул серебристый диктофон с зажженной красной лампочкой.
Главное – не переживать, Марина, главное – не переживать из-за фигни… Сколько раз уже такое повторялось, в конце концов? Дыши ровно, сделай несколько хватательных движений руками, и отъебись от себя, пожалуйста, отъебись от себя.
– У нас особый порядок, мы не рассматриваем в этом судебном заседании вещественные доказательства по делу.
– То есть читать показания оперов мы можем, а запись задержания смотреть – нет?
– Мне казалось, что ваш подзащитный признал свою вину.
– Я вступил в процесс уже после того, как был взят особый порядок, – заметил Багришин.
– Ваш подзащитный только что признал вину, – сухо парировала Марина.
Адвокат обернулся к клетке, после чего снова вернулся к судье:
– Нет, не признаёт.
Начинается. Ну кто бы сомневался: сначала адвокат по назначению делает свою работу, отправляя мужика на конвейер, и линяет, а потом за дело берутся нанятые правозащитниками профи. Типа вот этого вот. И сейчас он будет разваливать дело. Конечно, у нее же столько свободного времени!
– Я вам повторяю, защитник: мы уже в особом порядке, – отрезала Марина. – Если вы желаете предъявить доказательства, для начала вашему подзащитному нужно отказаться от особого порядка.
Шпак услышал, поднял на нее мутные глаза. Если это надежда, то напрасная: с такой статьей, с такой конъюнк-турой…
– Возмутительно… – буркнула цепкая Грызлова.
– Что? – Марина повернулась к обвинению. Не хватало ей еще и на этой стороне смуты.
– Я говорю – возмутительно, ваша честь! – сказала Грызлова громче и поднялась. – Мы только что услышали от подсудимого, что свою вину он признаёт, – а теперь нам уважаемая защита хочет предъявлять какие-то видеозаписи…
– Всё уже отсмотрено, – поддакнула брюнетка, на секунду отвлекшись от айфона.
– И оценено, – уныло прибавил Метлицкий.
Один из корреспондентов гос-СМИ активно затарахтел по клавишам ноутбука.
– Ваша честь, – в свою очередь поднялся Багришин, – я уже обратил ваше внимание, что на указанной видеозаписи видны обстоятельства совершения моим подзащитным деяния, которые… скажем так, позволяют несколько по-иному взглянуть на вещи.
– Может быть, уважаемый адвокат не знает, зачем нужен особый порядок производства? – продолжала напирать Грызлова. – Так вот, напоминаю: в особом порядке доказательства не исследуются и не подлежат оценке. Я вас учить, что ли, должна?
