Благодаря моему мужу мы жили в роскоши, наш дом располагался в самом лучшем районе Бирмингема, а мы с дочерью никогда ни в чем не нуждались. Богатство и достаток дались моему мужу за то, что когда-то он оставил свое наследство в России и не стал мешать Эмину Шаху и его сыновьям ворочать свои грязные дела.
В какой-то степени я приложила к этому свою руку, а точнее – свое тело. Однажды я легла в его постель, затем стала женой, а другого обрекла на вечную муку и боль. Эльмана обрекла – на муку и боль.
Камаль зажег ночник и подошел ко мне.
– Что с тобой, пташка? Ты бледная, – прошелестел его голос.
Увы, после тех увечий, что он получил от Эльмана, мой муж оправился не полностью. Его речь до конца не восстановилась, он говорил медленнее и неразборчивее, а его лицо покрывали редкие глубокие шрамы, но он все равно любил меня, а свои шрамы романтично назвал в мою честь.
– Со мной все в норме.
Когда Камаль подходит, я не отступаю и позволяю ему заключить себя в объятия, а затем пристально рассмотреть. Его не было рядом несколько недель: сначала он летал в командировку в Австрию якобы для заключения крупной сделки по инвестированию в наш регион, но мне доложили, что на самом деле он летал заключить крупный контракт на поставку оружия. Затем оттуда он вылетел в Россию, и уже здесь ждал меня с дочерью.
Новость о поставке оружия мне не нравится.
От чего или от кого Камаль хочет нас защищать? Все было спокойно, и даже самый злейший враг Камаля – того, с кем ему пришлось поделить мою любовь – был побит. Камалю даже не пришлось пачкать руки, чтобы наказать Эльмана Шаха – того, с кем у нас была тайная связь. Он до сих пор не поднялся на ноги полностью.
Сердце неровно забилось от дурных предчувствий.
– Ты выпил? – сразу улавливаю запах.
– Мы были на винном заводе Эмина. Я выпил.
– Ясно. Я хочу спать, вечером состоится мероприятие, ради которого мы прилетели.
– Конечно.
– Если тебя не затруднит, ты ляжешь на диване? Здесь не было детской кроватки, и я едва уложила ее ночью.
– Лягу. Только Ясь…
– Да?
Обернувшись, я потуже запахиваю халат и делаю вид, что мне ничего неизвестно об оружии. Камаль делает несколько неровных шагов и тяжело дышит.
– Он прилетит тоже.
– Я знаю, – я отвечаю как можно ровнее.
– Не приближайся к нему. Не говори с ним. Не смотри ему в глаза. Я тебя прошу.
Камаль набирает в рот воздух. Сквозь зубы.
Почти шелестящий шепот касается моей макушки:
– Никто ни о чем не узнает, – он кивает в сторону спящей дочери. – Эльман без утешительных прогнозов, никто не будет копать туда, куда не следует.
Я зажмуриваюсь.
В этом всем есть моя вина. Полная и безоговорочная.
– Кому он нужен, правда? – шепчет Камаль, зарываясь подбородком в мои волосы. – Ты красива и здорова. Тебе он не нужен. Не приближайся к нему. Я буду ревновать, Ясь.
– Я поняла.
– Ты все еще любишь его?
Я утыкаюсь влажным носом в напряженную грудь. Поскорее бы Камаль отпустил меня и не мучил больше подобными вопросами.
– Я сотню раз говорила, что нет…
– Хорошо. Возвращайся к дочери.
– Ты не будешь спать? – спрашиваю его.
– Сна нет. Не буду.
– Тогда если она проснется, то ты сможешь забрать ее? Я хочу выспаться… Она всю ночь плакала, мне было очень плохо здесь, Камаль.
– Я знаю. Хорошо. Отдыхай.
– Тебя и так не было две недели, и няни заболели. Все разом. Еще и сегодняшняя ночь. Ты оставил меня одну, я чуть с ума не сошла, веришь мне или нет?!
