– Хорошо, Иоганн.
– Спасибо, Джейк. Тебя еще могут принять в скауты. Скажи сестричке, что можно вылезать из уголка. Им, должно быть, не терпится меня усыпить – мне еще ни разу не давали бодрствовать так долго.
По пути назад Саломон зашел в комнату, откуда велось наблюдение за пациентом, поговорить с доктором Хедриком.
– Тяжело вам пришлось, – констатировал врач, взглянув на него.
– Не то слово. Доктор, как долго вы будете оберегать его от зеркал?
– Сложно сказать. Он быстро идет на поправку… но еще плохо контролирует свое новое тело. Плюс зуд, покалывание, онемение, что вполне в порядке вещей. Фантомные боли – тоже. Точнее, психосоматические; для пациента они вполне реальны. Поэтому, если вы рассчитываете как можно скорее подготовить пациента к судебным слушаниям, эмоциональный шок нужно по возможности отсрочить. На этом настаивает доктор Розенталь, и я с ним согласен. Наш пациент еще слаб и эмоционально нестабилен.
– Это я заметил.
– Мистер Саломон, думаю, вам не помешает успокоительное. Разрешите?
Саломон выдавил улыбку:
– Только если в нем содержится зерновой спирт.
Хедрик усмехнулся:
– Устроит вас то, что производят в Шотландии?
– Безусловно! Разбавлять не надо. Если только самую малость.
– Я отмерю вам дозу лекарства, а вы сами решите, добавлять ли воду по вкусу. Да и себе, пожалуй, пропишу немного. Творить историю медицины – изнурительное занятие.
Доктор Гарсия протер проспиртованной ваткой место укола на руке Джейка Саломона:
– Подождите три минуты. Десять кубиков транквилина успокоят вас так, что сможете на собственную казнь спокойно отправиться.
– Благодарю вас. Доктор Хедрик, что беспокоит Иоганна? Вы не уточнили.
Хедрик покачал головой:
– Пациент отказывается объяснять. Просто требует вас.
– Гм… он узнал? И если так, то что делать?
Хедрик обратился к своему коллеге:
– Доктор Гарсия?
– Мое мнение вам известно. Пациент выздоровел; его слабость – следствие слишком продолжительного постельного режима. Нет больше никаких оснований… медицинских оснований его удерживать.
– А вы что скажете, доктор Розенталь?
Психиатр пожал плечами:
– Человеческий разум – штука удивительная и неизведанная. Чем больше я его изучаю, тем меньше уверен в чем бы то ни было. В одном я согласен с доктором Гарсией: нельзя бесконечно держать пациента привязанным к койке.
– Я вынужден согласиться, – подытожил Хедрик.
Саломон тяжело вздохнул:
– Значит, меня назначили добровольцем.
– Сэр, любой из нас готов составить вам компанию, но пациент ясно дал понять, что не желает с нами разговаривать. Мы будем наготове, если понадобится помощь.
– Опять фокусы с псевдоотключением голосовых мониторов?
– Безусловно. Но на сей раз медсестре позволят оставить вас с пациентом наедине, если пожелаете. Вы, а не пациент. Не волнуйтесь, я буду смотреть и слушать по видеосвязи, а доктора Гарсия и Розенталь проследят за показаниями приборов.
– Я не волнуюсь. Наверное, ваше лекарство подействовало. Ладно, я пошел. Раз уж мне выпало объезжать разъяренного быка, лучше сразу взять его за рога.
Иоганн Смит сразу же воскликнул:
– Джейк! Где тебя черти носили?! Ты за три недели лишь однажды меня навестил! Какого черта?
– Я работал. Но тебе этого не понять.
– Думаешь? Физиотерапия – еще какой тяжелый труд. Тебе такого и не снилось, адвокатишка, а мне этим приходится по семь дней в неделю заниматься.
– Иоганн, от одного взгляда на тебя у меня сердце кровью обливается. Может, тебе священника пригласить? Разве Хедрик не говорил, что я слег на десять дней? Мне до сих пор паршиво, так что подвинься-ка, ленивый ублюдок, и дай мне лечь. Черт, Иоганн, я уже не мальчик; не могу скакать сквозь горящий обруч по каждому щелчку твоих пальцев.
