Не знаю, кто сочинил слова. Песня перешла к нам по наследству.
После концерта начиналось самое главное – танцы под радиолу. В зале надзирал за порядком лысоватый капитан с медалями на кителе, начальник клуба. В будке с радиолой сидел главный училищный комсомолец. Ему я, как обычно, отдал свою пластинку, чтобы пару раз он прокрутил ее. Мы стояли втроем, Даня с Ольгой и я. Серега о чем-то беседовал с начальником клуба. Наконец, из динамика послышалось легкое постукивание, и хорошо поставленный голос произнес:
– Танго «Не уходи». Приглашают дамы.
Не успели мы с Данькой очухаться, как Ольга сорвалась с места и помчалась к Сереге. Склонилась перед ним, словно балерина. По залу плыла наша с Диной музыка. Петр Лещенко умолял неизвестную даму не уходить, а от Даньки Бикбаева уходила Ольга. Она жалась к Сергею, как кошка, и не отпустила от себя и после танго.
По первости Даня глядел на них скорее удивленно, чем обиженно. Потом рванул из клуба, и я нашел его на стадионе. Видеть Сергея он не хотел. Я предложил:
– Давай вызовем его и набьем морду.
Морду каждый из нас вполне мог ему набить. Мы же занимались боксом. Тренер даже собирался включить нас в сборную команду училища.
– Дубинин не виноват. Она сама, – ответил Данька…
Сергей появился в казарме перед самой поверкой и сам подошел к нам:
– Я сволочь, да?
Он всегда умел найти слова, после которых мужские разборки исключались.
– Данил! Хочешь, я не стану с ней встречаться?.. Но и тебе не обломится, понимаешь! Она уже на мне зациклилась… Чего молчишь?
– Чего там, любитесь, – буркнул Даня.
– А у нас на лугах клевером пахнет, – сказал он однажды.
Мы топтали в тот день полынный косогор, катали руками свою 57-миллиметровую пушку и падали на траву в короткие перерывы.
– А у нас хариус в реке водится, – сказал он в другой раз, когда мы переходили вброд разлившуюся после ливня Узу.
И я отлично представлял бурзянскую деревушку, прилепившуюся к крутому берегу реки Белой, где Даниял прожил свои девятнадцать лет. Сразу за рекой начинался гористый перелесок. Там наверху и водились в быстрой речушке хариусы…
В увольнение он продолжал записываться. Уходил в город, прихватив спортивный костюм, и отправлялся на товарную станцию. Нанимался в грузчики, чтобы расплатиться с долгами.
Ольгу он больше не упоминал…
Сентябрь в тот год выдался теплым и солнечным. Все отпускные дни я проводил с Диной. Маманя обиженно вздыхала и укоряла меня:
– Не по себе сук рубишь.
– Мы любим друг друга, – возражал я.
– Любовь проходит. Остается быт. Тебе по гарнизонам мотаться, а она привыкла к комфорту.
– Отвыкнет, мамуля…
Нам с Диной повезло не только с погодой. Занятия в институте у нее начинались с октября, когда студенческие отряды вернутся со своих полей и строек.
Встречал я её в скверике на улице Ленина. Она сама так решила. В укромном месте там стояла скамейка на металлических ножках с деревянной спинкой. На ней я вырезал перочинным ножом «Не уходи».
В одну из первых встреч я позвал ее в гости к мамане.
– Не надо, Лёня, – отказалась она. – Твоей маме не нравится, что мы дружим.
– А твоей?
– Моей – тоже.
Мне стало ясно, что на их дачу, где речка Дёма и ромашки на берегу, мы не попадем. Хотя я и грезил об этом в училище. Впрочем, с Диной мне везде было хорошо.
И все же на речку Дёму мы выбрались. Однажды Дина сказала мне:
– Дамирке на день рождения подарили две удочки и палатку. Теперь у него в голове не уроки, а рыбалка.
