«Возрадоваться? Или наоборот?»
– Вот я тебе, каналья! – прикрикнули на меня мультиязычно. – Дурить он, гондон, господа вздумал!
Я, сдувшись, проникся родственным образом, вякнул дежурно-дурашливо:
– Виноват, ваше высокоблаженство!
– Спи уже, муфлон задиристый.
«Отпетый – это понятно. Отпели. Слабовато, убого даже, но состоялось. Почему мошенник? Про муфлона вообще молчу…» – настигло меня в тамбуре перед царством Морфея необязательное. Но для кого-то, наверное, важное. Знать бы еще – для кого. Точно не для меня.
«Не выебывайся. Радуйся, что живой…»
«Так я…»
«Ух ты, какой непростой клиент прибыл!»
Совсем другой голос.
«Недавно бесчувственный, как башмак без подошвы».
«Союзка» – хочу подсобить важным словом. Не выходит.
«Теперь, вишь… – сомнения его, говноеда, карают. Чувство вины – прямо сплошь фортиссимо! Все остальное – как рыбу гранатой глушит», – донеслось ниоткуда.
«Да это я. Как рыбу…» – шепчу сипло туда же, в никуда, и вваливаюсь в сон с невидимой, но ощутимо устрашающей верхотуры.
Разом с головой я погружаюсь во что-то не просто влажное или сырое. Бесконечно мокрое и теплое окружает меня. Я начинаю пугаться, уж не ароматизирующая ли я таблетка в писсуаре пивного бара, где на меня коллективно и самозабвенно мочатся? И понимаю, что неверно так негативно думать о снах. С другой стороны, именно этому меня обучили. Они же. Или те, кто их придумывает. Пишет? Снимает? Точного слова не подберу, слаб воображением, но в одном уверен: то, что получатся, он же конечный продукт, втюхивают нам, беспомощным.
Ни черта не смыслю в технологиях снов. И поучиться не у кого. Возможно, там, откуда все это «рулится», вообще не нуждаются в учениках.
Обычно это самое «там» я думаю с самой маленькой буквы. Вполовину от «…ам». Но сегодня она подрощена до Гулливера в стране лилипутов. Нет, контраст еще больше. «Т» смотрит на «…ам» с такого высокого верха, что едва различает буквы. Это заслуженно. Сегодня мне потрафили как никогда.
Любопытно, что из жизни память обычно стирает плохое, а из снов – хорошее. Потому что сны – это другая жизнь? «Очная», «заочная»… Как бы то ни было, но сегодня я подпишусь под любым дифирамбом устроителям снов.
15
Я ловец жемчуга в Желтом море. Красота. И я единственный русский на полмиллиона квадратных километров.
«Кто, интересно, их вымерял? Как? Рулеткой или… шагами? Но тогда это… Бог ты мой…»
Именно так, однако.
И Он сачканул, ушел, уклонился от педантизма. Или избежал? Возможно, принципиально не стал мелочиться, поскольку бог мелочей – это вовсе не бог, а его антипод. Проще говоря, слишком круглую выдал цифру в результате замеров.
Я ее принимаю. Как и ощущение собственной исключительности – с таким непривычным почтением меня с разных сторон изучает тутошняя треска. Она, на мой взгляд, вполне обычная, заурядная, совсем не желтая. Разве правильно в Желтом море водиться не желтой треске? Лично я этот диссонанс категорически не одобряю.
Вне всяких сомнений, я для трески в новинку. Впервые в жизни такого видит. Экзотика! А вот я так даже вкус ее соплеменниц припомнил. И вкус сопутствующего рыбе пюре тоже. С комочками и не успевшим растаять в быстро остывающей среде маслом. Еще консервированную печень на языке ощутил. С мелко нарезанными вареным яйцом и репчатым луком. Непревзойденная закуска под водочку.
Весело улыбаюсь рыбешке, как старой знакомой, а она зубы узрела – и наутек! Глаза бешеные. Все-таки рыбы очень быстрые, когда не на сковороде. Наверное, у этого экземпляра генетическая память сработала. У меня примерно такая же реакция на вулканы: любопытство преодолеть не смог, да и путь за спиной значительный, жаль списывать в убытки, но свалил с горы очень быстро и в довольно рискованном темпе. Вероятность свернуть себе шею существенно превышала шансы на «нежданчик» в виде извержения. Утром – вежливый же человек – пришлось извиняться перед экскурсоводом и говорить необязательное и лживое про непривычную для москвича местную воду. Совершенно она не слабит, чушь. Но как-то оправдаться было необходимо. Вот и выкручивался в меру находчивости. Удивительно: все мы вроде бы вышли из воды, но если что с желудком не так – грешим в первую очередь на нее, родимую. На ее несвежесть. К моему вранью это отношения не имеет, но я подумал, что мои личные корни унизительно тянутся к тухлой воде.
