Глазеть, как журчит кипяток в чайную чашку, – занимательное занятие.
– Хорошо, что ты к нам зашла! – произнесла невестка, поставив заварочный чайник на стол и принявшись шелестеть конфетами в хрустальной вазочке. – На ведьму заодно глянешь.
Брат, присевший напротив за маленьким квадратным столом, подбадривающе усмехнулся. Он дохаживал маму уже восемь лет после того, как отказалась Вера.
– Ну?.. Как ты?..
Ягодкина поёжилась. Робко глянула на невестку. Внимательный взгляд той немного её успокоил.
– Живём потихонечку. Арсения в летний лагерь на море отправила сразу после сорока дней, чтобы отвлёкся. Сама работаю.
Больше сказать писательнице было нечего. Точнее, не получалось. Сложно проговаривать невыносимое, когда привык проживать подобное молча, вариться в муках в одиночку.
– Ну и молодцы! – ответила невестка. – Дуре ничего не сказано. Захочешь – поделишься. Но этот гавна кусок, поверь, дерьмище ого-го как чует! Только с похорон приехали – давай за Костю и тебя. «Позвоните, мол, позвоните Верунечке! Голосок её услышать хочу»!
– Мы отвертелись, – добавил Васильич. – Если сегодня пожелаешь к ней зайти…
– Обязательно. Только чуть позже.
Удивительно, как в одном доме собрались целых три человека с одним именем – Саша. Мама, брат и его жена. Для Веры в этом явлении было что-то сверхъестественное.
Вера Ягодкина родилась позже Саши Пичугина на шестнадцать лет. И, в отличие от Кости да Марата, Пичугины никогда не были родными. Только по крови. И на словах.
Никакой душевной близости, дружбы, взаимопомощи. Всегда чужие. Саша в отчем доме не жил, приезжал крайне редко. Даже после смерти папы. Пичугиным, в принципе, всегда не о чем было ни поговорить, ни посидеть, ни помолчать.
Переменилась атмосфера два года назад. Александра Григорьевна уже давно переписала на брата свои две третьих большого добротного пичугинского дома в обмен на уход, а на Ягодкиной висела наследственная треть отца. Васильич решил её выкупить и приехал в город для деловой беседы на закате летнего дня.
Прождав сутки на нервах, переволновавшись из-за неожиданно выпавшей возможности диалога, хоть и по имущественным вопросам, Ягодкина встретила чужого родного брата с распростёртыми объятиями. Васильич предложил триста тысяч за треть, а в обмен клятвенно пообещал полностью доходить мать своими силами. Вера не раздумывая согласилась, помня, что находиться с характерной мамой в одних стенах – адский труд, и смешная сумма выкупа её ничуть не смутила.
На том и разошлись. Пичугин уехал в станицу, окрылённый сговорчивостью сестры. А та, обрадованная возможностью поговорить с единственным братом, бывшим всегда таким далёким и холодным, решила, что у них, двух потомков усталого родового гнезда, зародился хоть какой-то шанс стать, наконец, дружными.
***
Молча слушая, как невестка кроет трёхэтажным матом старую Пичугину, вдова вжималась в неудобную маленькую скамейку да, давясь, отхлёбывала горячий чай.
Станицу никогда Вера не любила. Приезжала сюда крайне редко, чтобы навестить свекровь да своих Пичугиных.
