– Вот, дружбан мой из армии нагрянул нежданно, пришлось его с собой забрать, не оставлять же одного дома, – оправдывался он перед девушкой, стараясь не дышать в ее сторону. Она понимающе кивнула подвыпившему кавалеру, хотя это было ей неприятно.
– Светлана, – улыбнулась она Ивану, и он крепко, поармейски пожал ее протянутую руку, она поморщилась, но стерпела.
Друзья огляделись. Квартира была большая, с картинами в дорогих рамах на стенах, на полу – ковры, в гостиной – круглый стол, накрытый по случаю встречи на две персоны, и Светлана быстро поставила рядом еще одну тарелку с приборами. Включила цветной телевизор, и ребята переглянулись: кучеряво живут, прямо как буржуи.
– Предки мои за границей работают, я одна за хозяйку. Так что не стесняйтесь.
Мишка толкнул Ваньку в бок и кивнул на его штаны, прошипев:
– Ширинку застегни, увидит.
Ванька опустил глаза долу и, увидев вывернутую в спешке, когда одевался, ширинку, быстро застегнул ее на пуговки, слегка отвернувшись к стене.
Светлана почему-то засмеялась, и пригласила друзей за стол: легкие закуски, фрукты, сухое вино резко отличались от их недавнего кухонного застолья, и они чинно сидели, разговаривая о пустяках и, слушая девушку, поддакивали. Потом она поиграла на пианино, и даже спела, но они оживились только тогда, когда она поставила пластинку и включила проигрыватель: Полад Бюль-Бюль Оглы азартно запел про шейха в горах, и друзья снова развеселились. Иван попросил бумагу, карандаш, и быстро набросал на листке портрет хозяйки квартиры.
– Похоже, надо же, – обрадовалась она и улыбнулась художнику. Польщенный Ванька тут же протянул ей рисунок: – Дарю, на память о нашей встрече.
Мишка тоже был рад успеху друга…
Наутро они опохмелились бутылкой портвейна, из загашника Мишкиной матери, под легкую закуску, и песни Тома Джонса, затем пошли на улицу, где Иван познакомился с Мишкиными друзьями-приятелями возле винного магазина, и понеслось-закрутилось веселье, какая уж там шапка и мороз, не до них…
Вскоре деньги у Ивана кончились, и он послал телеграмму матери в Мурманск. Ответ пришел быстро: денег больше нет, надо экономить те, что есть, и ехать домой, к бабуле в Алатырь. Устроишься на работу, Ваня, напиши, а то мы беспокоимся за тебя.
Мишка молча прочитал и хмыкнул, хлопнув друга по плечу: – Не журись, а друг у тебя на что? Выручу. Меня недавно братан старший, Виктор, халдеем устроил в пивной бар, к себе, так что мани-мани-мани, – пропел он, – наполнят наши карманы.
– А халдей, это кто? – не понял Иван, уважительно и с надеждой глядя на преуспевающего в жизни друга-москвича.
– Вот съездишь домой, покантуешься там, сколько надо, и давай возвращайся ко мне. Устрою тебя тоже к нам на работу. Тогда и поймешь, как надо жить. Это тебе не в Алатыре слесарем на заводе горбатиться. Не обижайся, я же по-дружески, от души…
Иван не заметил, как дошел до метро «Академическая», и огляделся. Давно он уже не бывал здесь. Время летит быстро. Улицы, дома, газоны и деревья вроде бы все те же, и в то же время они как-то видоизменились, что ли. Время уже другое, и люди другие. Мода другая. Только девушки всегда молоды и прекрасны. Он улыбнулся проходящим мимо него девушкам, и они неожиданно для себя улыбнулись ему в ответ. Даже оглянулись, может, это знакомый кто, а они не узнали. И вспомнились ему стихи Константина Ваншенкина.
«Где-то видел Вас, а где не знаю
