– Решил поморочить голову?
– В городе его знали как Кешу. Знаменитый когда-то музыкант. Пианист… Кеша, музыкант! Слыхали?
– Почему я должен слышать про какого-то Кешу?!
К столу подошла Наталья Петровна, поставила перед гостем сахар, печенье, конфеты, чай.
– Была еще моя мама, – продолжал Егор. – Тоже Баринова. Учительница. Правда, Бог забрал ее к себе, чтоб она рассказала Ему про нашу поганую жизнь. А Кеша, кажется, живой.
– Дима, это ведь человек, который когда-то жил в нашем доме, – заметила Наталья Петровна. – Он то ли умер, то ли попал в психушку. После него остались эти картины и весь антиквариат.
– Наталья, черт!.. Не лезь в мужское! – грубо оборвал ее муж.
– Дима, постесняйся постороннего человека!
– Ступай отсюда!
– В чем дело, Дима?
– Говорите, Кеша в психушке? – придержал обидевшуюся женщину Егор.
– Не знаю, слухи… У него еще был сын, который получил срок.
– По-моему, этот сынок как раз и сидит перед нами?! – усмехнулся Зайцев.
– Так точно, – кивнул Егор.
– И сколько отмотал?
– Почти столько, сколько вы живете в этом доме.
Со второго этажа спустилась Марина, завернутая в легкий халатик. Остановилась в дверях гостиной, прислонившись спиной к косяку двери. Зайцев бросил на нее взгляд, неожиданно спросил.
– Ночью в сарай к нему бегала?
– Ну отнесла чай, и чего? – усмехнулась Марина. – Жалко, что ли? Живой человек все-таки.
– Дима, – попросила Наталья Петровна, – давай не будем при чужом человеке.
– А он уже не чужой! – набирал обороты Зайцев, багровея лицом. – Он свой! Про дом расспрашивает, дочка чай в сарай таскает! – Он резко поднялся, широкими шагами двинулся к двери, распахнул ее. – Убирайся!.. И чтоб ноги твоей здесь больше не было.
Егор сделал глоток из чашки, тоже встал.
– Благодарю за прием, – дошел до порога, остановился перед Зайцевым. – А насчет моей ноги… Поглядим, как карта ляжет. – Он вскинул вдруг руки, отстучал дробную и ладную чечетку и вышел.
– Артист, – хмыкнул Зайцев и с силой закрыл дверь.
Егор спустился с веранды, из дома донеслись крики, мужские и женские. Видать, там начались семейные разборки.
Баринов взял в пристройке свою котомку, не спеша пересек двор и вышел за калитку.
Худющая женщина-чиновница в собесе, замученная семьей и посетителями, долго скрупулезно листала толстую потрепанную книгу, наконец нашла то, что искала, полувопросительно попросила:
– Покажите еще раз паспорт.
Баринов вынул из кармана документ, положил перед женщиной. Та внимательно изучила его, бросив пару внимательных взглядов на посетителя.
– Когда освободились?
– Это имеет значение?
– А что вы кусаетесь?
– Не кусаюсь, а спрашиваю. Я ищу отца. Родного отца.
– В паспорте не указано, что Иннокентий Михайлович ваш отец.
– Отчества и фамилии недостаточно?
– Сейчас проверим.
Чиновница снова принялась внимательно и не спеша листать бумаги, полезла в компьютер, что-то нашла там, подняла глаза на Егора.
– Дела вашего отца совсем невеселые.
– Живой хоть?
– По документам живой. А как там на самом деле, сказать не могу. Сегодня отправлю запрос.
– Я сам к нему поеду.
– Зачем?
– Как – зачем?.. Отец!
– Смотря какой отец… Он в дурдоме.
– Давно?
– Ему сколько уже? – Женщина заглянула в бумаги. – Семьдесят пять?
– Семьдесят пять.
– А вы сколько отсидели?
– Семь.
– И ваш отец семь. Только не в колонии, а в дурке. А там порядки покруче, чем в тюрьме.
– Ну и что прикажете делать?
Чиновница подумала, пожала плечами:
