Что там следует за красноречивым «то», Аристова произнести не успевает. Замирает, когда я зубами впиваюсь в ее нижнюю губу. Дрожит лихорадочно, транслируя страх, влечение и желание одновременно. Глухо стонет, оттого что мои пальцы грубо сдавливают ее подбородок, и выгибается навстречу, высекая между нами багряные и огненно-желтые искры.
Тело к телу. Колено между бедер. Запястья за голову, чтобы не дергалась.
Да она и не сопротивляется. Льнет ко мне, словно одурманенная валерьянкой мартовская кошка. Впрыскивает в кровь убийственную отраву, заставляя на какое-то время забыть о нанесенной обиде. Дразнит.
Ядерное безумие. Форменный психоз.
И я окончательно прощаюсь с едва различимыми на фоне этого помешательства доводами рассудка и более, чем уверенно тянусь к молнии комбинезона сбоку, когда в нашу чокнутую Вселенную врывается озадаченное детское.
– Мамочка! А что вы здесь делаете?
6. Глава 6
Лиля
– Мамочка, а правда, что надо загадывать желание, когда звезда падает?
– Во-первых, настоящие звезды с неба не падают. За падающие звезды мы принимаем маленькие камни, которые летят из космического пространства, раскаляются, горят и гаснут, не успевая достичь Земли.
Тонко чувствуя мое нестабильное состояние, Сергей перетягивает Варино внимание на себя и увлеченно читает лекцию о метеорах – космических пришельцах. Дотошно разъясняет дочери малейшие детали, снабжает рассказ оживленными жестами и демонстрирует несколько ярких картинок на экране смартфона в подтверждение своих слов.
Я же благодарно ему киваю.
Нечеловечески мудрый к своим тридцати пяти. Эрудированный. Слишком понимающий. Такой, которого я не заслуживаю.
– Сереж, я в туалет.
Не выдержав скопившегося в районе солнечного сплетения напряжения, я неуклюже выкарабкиваюсь из-за стола и только сейчас замечаю, что стул Крестовского тоже пустует.
Раз, два, три. Дыши, Аристова, дыши. Ну, не садиться же обратно, в конце концов!
Поборов трусливый порыв, больше подходящий для страуса, я резко чеканю шаг, впечатывая каблуки в твердую поверхность, и отчаянно стараюсь угомонить участившийся пульс.
Не получается. Ровным счетом ничего не получается. Особенно, когда я заворачиваю за угол и в ставшем невероятно тесным для нас двоих коридоре наталкиваюсь на Игната и клубящиеся в глубине его диких глаз смертоносные вихри.
Мощная судорога прошивает насквозь. Волоски на руках встают дыбом, как будто меня только что шибанули дефибриллятором. Планеты с оглушительным грохотом покидают орбиту, мир переворачивается вверх тормашками, и уже в следующую секунду я оказываюсь прижата горячим телом к стене.
Нет сил сопротивляться. Да и желания тоже нет. Особенно, когда человек, наизусть знающий каждый твой изгиб, черточку, триггер, вот так умело плавит твои обиды и принципы в кипящем котле беспокойных страстей. Напоминает о том беспощадном безумстве, которое когда-то между нами творилось, и по-хозяйски тянется к застежке чертова комбинезона, под которым буквально горит кожа.
– Мамочка! А что вы здесь делаете?
Появление Вари в одно мгновение отрезвляет, смывая тяжелый наркотический дурман ушатом ледяной воды. Заставляет задыхаться от негодования на саму себя, спешно отлепляться от Крестовского и нырять ему под руку, притворяясь, что ничего особенного не происходит.
– Дядя Игнат помогал мне найти соринку в глазу. Щиплет. Посмотришь?
Я осторожно опускаюсь перед дочкой на корточки и лихорадочно молюсь, чтобы мужчине за моей спиной хватило такта и ума промолчать. А еще лучше – скрыться за дверью туалета и не отсвечивать, пока моя кроха не начала сыпать другими излюбленными вопросами «как-зачем-почему».
